top of page
Сахарова Полина

LIBERATED THING VS REIFIED CONSCIOUSNESS

I. M. Chubarov

A LIBERATED THING VS A REIFIED CONSCIOUSNESS. INTERACTION OF THE CONCEPTS OF "ESTRANGEMENT" (VERFREMDUNG) AND "ALIENATION" (ENTFREMDUNG) IN THE RUSSIAN AVANT-GARDE



(Chubarov Igor Mikhailovich)


The main thing that connects and at the same time separates Marxism and the avant-garde is the understanding of a thing (das Ding) not as an abstract, but as opposed to the abstract process of cognition and its subject, but as a product of social activity, the concrete forms of which are determined in the context of the history of human relations, and are not some kind of natural givens that can only be matched by representing them in works of art.



The attitude to a thing as an object of knowledge can be considered a general philosophical strategy of the New Time, which did not change significantly before the criticism of Marx and Nietzsche, Freud and Bergson. Somewhat simplifying, we can say that it has changed only in relation to the understanding of consciousness, but not its subject. The understanding of consciousness moved from the naively ontological to the analytical through the stages of psychologism and phenomenological reflection.


In all these strategies, one can observe an attempt in its own way to restore the lost connection of man with nature, one way or another understood global unity, reality, being, etc., due to circumstances independent of philosophers.


In German idealism (Fichte, Schelling, Hegel), the concept of alienation explained natural life in general and human life in particular. Alienation, which was discussed in this case, was a diverse detachment of the object from the subject, matter from consciousness, intelligence from sensuality, the individual from society, etc., found by the corresponding philosophers in the abstract process of reflexive thought.


The implicit theory of the thing of Russian formalism and futurism has significant differences in comparison with the described approaches in view of a fundamentally different understanding of the nature of art and creative activity.





It lies on the surface that the position of the proletariat, as it was described by early Marx in terms of alienation, reification and pointlessness, is formally close to the status of a pointless artifact in the avant-garde art and poetry of early futurism.


The proletarian is described by Marx in the "Economic and Philosophical Manuscripts of 1844" [Marx 1844, 465] and "German ideology" [Marx, Engels 1969, 5-530] as, on the one hand, materialized within the capitalist mode of production, turned into a commodity among other goods, and on the other hand, a being devoid of all objectivity


We have here two types of materiality — the one that a person loses in the process of developing labor activity, and the one that he acquires as a commodity on the labor market.





Russian futurism and the avant-garde were indeed a product of bourgeois culture, which they were constantly reproached by Bolshevik functionaries, but they were no less a bourgeois product than the figure of the proletariat itself and the teachings of Marxism, which pushed it to the forefront of historical development.


Since the beginning of the 10s of the XX century, the artistic and literary avant-garde has demonstrated in its works a similar objective loss, i.e. it produces self-spent things that do not correspond to any real objectivity.


the condition for the liberation of the proletariat, according to Marx, is this alienation itself, this lack of substance and an empty commodity form that needs to be filled with something, in art, according to Shklovsky, detachment is a condition for gaining the meaning of an artistic work as a restoration of a sense of the reality of human life, full-fledged sensuality.


Estrangement is essentially an operation that is the reverse of alienation in the Hegelian-Marxist sense, it is the return of a certain objective situation from the rational sphere to the sensual sphere, accompanied by the filling of the word with a real meaning and a full-fledged sensation.


Marx wrote that man, unlike an animal, does not belong exclusively to the natural environment, creating his own nature — social.


According to Marx, man is initially bifurcated and bifurcates, according to his dual position, the world, parts of which turn out to be irreducible, acting as a constant source of contradictions of human consciousness and being.


the social utopia of Marx and neo-Marxism was largely aesthetic in nature, focusing on a certain aesthetic ideal of a thing in which a person could recognize himself — that is, an artistic thing, and a corresponding understanding of work as creativity.





The intuition of the Russian avant-garde ran counter to the politically oriented Marxist discourse, according to which art could revolutionize as if automatically, through the impact of the basis (new production relations) on the superstructure, of which art is supposedly a part.


The main difference between the product of creativity and the product of labor is the identity of the artistic product to its very production. In the sense that a work of art is precisely a work of this art.


A different understanding of practice in art, the opposite way of producing things to work, connects the concepts of alienation and estrangement essentially. Estrangement and alienation characterize two different ways of objectifying human practice. But it would be wrong to contrast creativity and work as two independent trunks of historically split human practice. The relationship between them is complexly mediated, and such exclusive distinctions are nothing more than the fruit of abstraction


If before the revolution futurism only stated the loss of an integral object-object, without mourning it or replacing it with fetishes-symbols, then after the revolution futurists developed a program for its real restoration.


The Russian avant-garde in the interpretation of this theme went further than Marx by expanding the area of alienation to the limits of the absurd and further - the cosmic infinity of death (OBERIU, A. Platonov).





This interpretation did not mean abandoning the idea of revolution, rather, on the contrary, it protected it from possible rebirth and restoration. In this context, the alienating effect of any genuine (including avant-garde) art, discovered by Shklovsky, was a response to the alienating effect of wage labor, as a denial of its denial.


 


Source:

Chubarov I. M. The liberated thing vs. the reified consciousness. Interaction of the concepts of "estrangement" (Verfremdung) and "alienation" (Entfremdung) in the Russian avant-garde // URL: https://einai.ru/PDF/2013-02-Tschubarow.pdf (date of application: 14.12.21)



 

И. М. Чубаров ОСВОБОЖДЕННАЯ ВЕЩЬ VS ОВЕЩЕСТВЛЕННОЕ СОЗНАНИЕ. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ПОНЯТИЙ «ОСТРАНЕНИЕ» (VERFREMDUNG) И «ОТЧУЖДЕНИЕ» (ENTFREMDUNG) В РУССКОМ АВАНГАРДЕ



(Чубаров Игорь Михайлович)


Главное, что связывает и одновременно разделяет марксизм и авангард, — это понимание вещи (das Ding) не как абстракт- но противостоящего абстрактному же процессу познания и его субъекту, а как продукта социальной деятельности, конкретные формы которого определяются в контексте истории человеческих отношений, а не являются какими-то естественными данностями, которым остается только соответствовать, репрезентируя их в произведениях искусства.



Отношение к вещи как предмету познания можно считать общефилософской стратегией Нового Времени, которая существенно не менялась до критики Маркса и Ницше, Фрейда и Бергсона. Несколько упрощая, можно сказать, что она менялась только в отношении понимании сознания, но не его предмета. Понимание же сознания двигалось от наивно-онтологического к аналитическому через стадии психологизма и феноменологической рефлексии.


Во всех этих стратегиях можно наблюдать попытку по-своему восстановить утраченную, по независимым от философов обстоятельствам, связь человека с природой, так или иначе понимаемым общемировым единством, реальностью, бытием и т. д.


В немецком идеализме (Фихте, Шеллинг, Гегель) понятие отчуждение объясняло природную жизнь вообще и человеческую, в частности. Отчуждение, о котором при этом шла речь, представляло собой разнообразную оторванность объекта от субъекта, материи от сознания, интеллекта от чувственности, индивида от общества и т. д., обнаруживаемое соответствующими философами в абстрактном процессе рефлексивной мысли.


Имплицитная теория вещи русского формализма и футуризма обладает существенными отличиями в сравнении с описанными подходами в виду принципиально иного понимания природы искусства и твор- ческой деятельности.



Лежит на поверхности, что положение пролетариата, как оно было описано ранним Марксом в терминах отчуждения, овеществления и беспредметности, по формальным признакам близко со статусом беспредметного артефакта в авангардном искусстве и поэзии раннего футуризма.


Пролетарий описывается Марксом в «Экономическо-философских рукописях 1844 г.» [Marx 1844, 465] и «Немецкой идеологии» [Marx, Engels 1969, 5–530] как, с одной стороны, овеществленное в рамках капиталистического способа производства, превращенное в товар среди других товаров, а с другой стороны, лишенное всяческой предметности существо


Мы имеем здесь два вида вещности — ту, которую человек в процессе развития трудовой деятельности теряет, и ту, которую приобретает в качестве товара на рынке труда.





Русский футуризм и авангард были действительно продуктом буржуазной культуры, в чем их постоянно упрекали большевистские функционеры, однако они являлись буржуазным продуктом ничуть не в меньшей степени, нежели фигура самого пролетариата и учение марксизма, выдвинувшее ее на передний край исторического развития.


С начала 10-х годов XX в. художественный и литературный авангард демонстрирует в своих произведениях аналогичную предметную утрату, т. е. производит самоутраченные вещи, не соответствующие никакой реальной предметности.


условием освобождения пролетариата, по Марксу, вы- ступает само это отчуждение, эта его лишенность вещности и пустая товарная форма, которую нужно чем-то заполнять, в искусстве, по Шкловскому, остранение выступает условием обретения смысла художественного произведения как восстановления ощущения реальности человеческой жизни, полноценной чувственности.


Остранение — это по сути операция, обратная отчуждению в гегелевско- марксистском смысле, это возвращение некоей предметной ситуации из сферы рациональной в сферу чувственную, сопровождаемое наполнением слова вещным смыслом и полновесным ощущением.


Маркс писал, что человек в отличие от животного не принадлежит исключительно природной среде, создавая собственную природу — социальную.


Человек по Марксу изначально раздвоен и раздваивает соответственно своему двойственному положению мир, части которого оказываются несводимыми, выступая постоянным источником противоречий человеческого сознания и бытия.





Социальная утопия Маркса и неомарксизма носила во многом эстетический характер, ориентируясь на некий эстетический идеал вещи, в которой человек мог бы узнать самого себя — т. е. художественной вещи, и соответствующего понимания труда как творчества.


Интуиция русского авангарда шла вразрез с политически ориентированным марксистским дискурсом, согласно которому искусство могло революционизироваться как бы автоматически, через воздействие базиса (новых производственных отношений) на надстройку, частью которой якобы выступает искусство.


Главное отличие продукта творчества от продукта труда состоит в тождественности художественного продукта самому его производству. В том смысле, что произведение искусства именно и есть этого искусства произведение.


Иное понимание практики в искусстве, противоположный труду способ производства вещи и связывает сущностно понятия отчуждения и остранения. Остранение и отчуждение характеризуют два разных способа опредмечивания человеческой практики. Но было бы неверно противопоставлять творчество и труд как два независимых ствола исторически расколовшейся человеческой практики. Отношения между ними сложно опосредованы, и подобные эксклюзивные различения являются не более чем плодом абстракции


Если до революции футуризм только констатировал утрату цельного объекта-предмета, без того чтобы ее оплакивать или замещать фетишами-символами, то после революции комфутуристы разрабатывали программу по его реальному восстановлению.


Русский авангард в интерпретации этой темы пошел дальше Маркса путем расширения области отчуждения до пределов абсурда и далее — космической беспредельности смерти (ОБЭРИУ, А. Платонов).



Эта интерпретация не означала отказа от идеи революции, скорее напротив, она предохраняла ее от возможного перерождения и реставрации. В этом контексте остраняющий эффект любого подлинного (в том числе и авангардного) искусства, открытый Шкловским, был ответом на отчуждающее действие наемного труда, как отрицание его отрицания.


 

Источник:

Recent Posts

See All

Comments


  • Black Vkontakte Иконка
  • Black Facebook Icon
  • Black Instagram Icon
bottom of page