The Blue Sofa is a philosophical and theoretical journal in which Jean-Luc Nancy wrote an article "Lenin and Clinamen", from which I highlighted 20 key points and quotations.
1) Lenin cannot be taken as "pure" historical, political or human material.
2) But, before "talking about Lenin," let's ask a simpler question: how to read it?
3) In this situation, the basic principle is to treat Lenin's texts not as texts of culture, but as special texts in which the action is immanent to the formation of a new world.
4) Almost all of his texts are written not for his political and theoretical opponents, but for those who cannot read, that is, for those who are not able to capture the meaning of the controversy, for those with whom he is socially divided, for those who cannot understand him, but feel community in indignation and protest.
5) Continuing in the same spirit, we are forced to state that the next step will be the introduction of indistinguishability between Lenin's own texts, their interpretations and memories of him, among which, in turn, the truthful and false are indistinguishable.
6) So, indistinguishability as a reading principle: the ability to deviate from the cliches of both theoretical (thinking in the logic of familiar cause-and-effect relations) and practical (connecting action with morality and law).
7) One important debate for understanding Lenin's legacy is the dispute over his Marxism.
8) The famous provocative words that "it is impossible to fully understand the" Capital "of Marx and especially his I chapter, without having read and understood the whole Logic of Hegel" 1, just emphasize that the logic of movement, the logic of dispute and contradiction for Lenin is more important than the economic mechanism revealed with its help.
9) "Matter," for him, is nothing more than a plural and dynamic whole opposed to transcendental being, a world of relationships rather than representations.
10) In fact, we are talking about the fact that matter should be sought not in things and not in what they are made of, but in the forces and relationships that deform them.
11) The political leader is precisely the one who is not afraid of this unpredictability, but is ready to move in its rhythm, who, being an individual, is ready to find this massive sensuality.
12) An important step in this direction was taken by Russian formalists who began to read Lenin not for the depth of his thought or its insignificance, not for his development of Marxist theory or the cunning of his political tactics, but based on the rhetorical features of his statements themselves.
13) It is the situation of polemics and polemic speech that become significant for Tynyanov, who noticed the fundamental moment in Lenin's texts: he does not convince him of his correctness, but dissuades him with whom he enters into polemics.
14) And every time in a dispute, he masters the language of the opponent, studies it, immersing himself in the terminology and argumentation of the opponent.
15) Lenin does not struggle with the ideas of empiricists, but with the anesthesia to the revolutionary transformative practice that he sees in them.
16) Lenin argued the need for cruelty and state violence if the Bolsheviks seized power.
17) By looking at the notes in the margins of the books he has read, it is easy to make sure that these margins are not just a space of agreement or disagreement with the author being read; these are real fields of war, where the mildest expression turns out to be the regularly repeated "what a nonsense!"
18) And it was in this sense that Lenin was a "man of the crowd" - in him heterogeneous communities, humiliated and oppressed by tsarist despotism, with their joys and despair, identified themselves.
19) But, in addition to laughter (and war), it should be noted that such an important way for Lenin (today we would call it "media") to find the simplest language formulas in which even an absolutely naive and uneducated person could feel his understanding of politics
20) But, of course, laughter, war, and political clichés are not enough to grasp Lenin as that dynamic whole in which life and revolution are inextricable.
На русском языке
1) Ленина невозможно взять как «чистый» исторический, политический или человеческий материал.
2) Но, прежде чем «говорить о Ленине», зададимся более простым вопросом: как его читать?
3) В этой ситуации базовым принципом становится отношение к текстам Ленина не как к текстам культуры, а как к особым текстам, в которых действие имманентно становлению нового мира.
4) Практически все его тексты написаны не для его политических и теоретических оппонентов, а для тех, кто не умеет читать, то есть для тех, кто не способен уловить смысл полемики, для тех, с кем он разделен социально, для тех, кто не может его понять, но ощущает общность в негодовании и протесте.
5) Продолжая в том же духе, мы вынуждены констатировать, что следующим шагом будет введение неразличимости между собственными текстами Ленина, их интерпретациями и воспоминаниями о нем, среди которых, в свою очередь, неразличимы правдивые и ложные.
6) Итак, неразличимость как принцип чтения: способность отклоняться от штампов как теоретических (мышление в логике привычных причинно-следственных связей), так и практических (связывающих действие с моралью и правом).
7) Одним из важных споров для осмысления наследия Ленина является спор о его марксизме.
8) Знаменитые провокативные слова о том, что «нельзя вполне понять “Капитала” Маркса и особенно его I главы, не проштудировав и не поняв всей Логики Гегеля»1 , как раз акцентируют то, что логика движения, логика спора и противоречия для Ленина важнее вскрытого с ее помощью экономического механизма.
9) «Материя» для него – не что иное, как множественное и динамическое целое, противостоящее трансцендентному бытию, мир отношений, а не представлений.
10) Фактически речь идет о том, что материю надо искать не в вещах и не в том, из чего они состоят, а в тех силах и отношениях, которые их деформируют.
11) Политическим лидером становится именно тот, кто не пугается этой непредсказуемости, а готов двигаться в ее ритме, кто, будучи индивидом, готов обрести эту массовидную чувственность.
12) Важный шаг в этом направлении сделали русские формалисты, которые стали читать Ленина не на предмет глубины его мысли или ее ничтожности, не на предмет развития им марксистской теории или хитроумия его политической тактики, а исходя из риторических особенностей самих его высказываний.
13) Именно ситуация полемики и полемическая речь становятся значимыми для Тынянова, подметившего принципиальный момент в ленинских текстах: он не убеждает в своей правоте, а разубеждает того, с кем вступает в полемику.
14) И всякий раз в споре он осваивает язык противника, изучает его, погружаясь в терминологию и аргументацию оппонента.
15) Ленин борется не с идеями эмпириокритицистов, но с той анестезией к революционной преобразовательной практике, которую он в них видит.
16) Ленин утверждал необходимость жестокости и государственного насилия в случае захвата власти большевиками.
17) Проглядывая заметки на полях прочитанных им книг, легко убедиться, что эти поля – не только пространство согласия или несогласия с читаемым автором; это настоящие поля брани, где самым мягким выражением оказывается регулярно повторяемое «экий вздор!».
18) И именно в этом смысле Ленин был «человеком толпы» – в нем разнородные общности, униженные и угнетенные царской деспотией, с их радостями и отчаянием, опознавали себя.
19) Но, помимо смеха (и брани), надо отметить и столь важный для Ленина способ (сегодня мы назвали бы его «медийным») находить простейшие языковые формулы, в которых даже абсолютно наивный и необразованный человек мог ощутить свое понимание политики.
20) Но, конечно, и смеха, и брани, и политических клише недостаточно, чтобы ухватить Ленина как то динамическое целое, в котором жизнь и революция нерасторжимы.
Sources
Философско-теоретический журнал "Синий Dиван" под редакцией Елены Петровской: Руслан Хаиткулов. Ленин, Толстой и литературная критика. Издательство «ТРИ КВАДРАТА», Москва 2017, 193-207.
Comments