Egocentric speech is a form of speech that is typical for young children, one that usually involves them using speech without addressing anyone in particular. This phenomenon has attracted a lot of attention in the scientific field. One of the first researchers that started studying the subject in detail was Jean Piaget. Thanks to his efforts the concept of egocentric speech was introduced to the public.
SOEUN. Egocentric speech #16_Oil on canvas_162x112cm_2011
SOEUN. Egocentric speech #11_91x72.7cm_Oil on canvas_2011
As time passed, more and more psychologists became interested in this topic. Our scientists didn’t stay away from the problem either – soviet psychologist Lev Vygotsky was "the pioneer" in this area of child psychology. But he went even further: not only did he have profound knowledge on the topic, he also became one of the main сritics of Piaget's opinions and suggested changes in his theory. For instance, Piaget advocated an opinion that egocentric speech of a child serves no purpose and has no meaning behind it, because children do not seek to be understood by somebody. Vygotsky, however, didn’t agree with this statement: as he wrote in his most famous work "Thought and Language", child's egoistic speech resembles the inner speech of an adult. Both inner speech and child's egoistic speech consist of "purely predicative sentences" [1: 239], both are severely abbreviated. This characteristic of the inner speech is something the author pays a lot of attention to. He also notices, that the structure of a typical dialogue often permits people to achieve the same abbreviation. The reason for this is that the dialogue "always presupposes in the partner’s sufficient knowledge of the subject" [1: 240]. Moreover, Vygotsky states, that the reduction of speech in dialogue is possible thanks to the body language (intonations, facial expressions, gestures, etc.), that the interlocutors are able to recognize and interpret additional nonverbal information. To illustrate this opinion, the psychologist quotes a dialogue between the drunk from Dostoyevsky's book "A Writer's Diary".
Despite the fact, that the interaction between the characters consists of one word only (however, the readers aren't told which word exactly – and it makes the situation look even more laughable), they (the drunk) are still able to understand each other fully with the help of tone of their voice and facial expressions:
"One Sunday night L happened to walk for some fifteen paces next to a group of six drunken young workmen, and I suddenly realized that all thoughts. feelings. and even a whole chain of reasoning could be expressed by that one noun, which is moreover extremely short. One young fellow said it harshly and forcefully, to express his utter contempt for whatever it was they had all been talking about. Another answered with the same noun but in a quite different tone and sensedoubting that the negative attitude of the first one was warranted. A third suddenly became incensed with the first and roughly intruded on the conversation, excitedly shouting the same noun, this time as a curse and obscenity. Here the second fellow interfered again, angry at the third, the aggressor, and restraining him. in the sense of "Now why do you have to butt in, we were discussing things quietly and here you come and start swearing." And he told this whole thought in one word, the same renerable word, except that he also raised his hand and put it on the third fellow's shoulder. All at once a Uourth, the youngest of the group, who had kept silent till then. probably having suddenly found a solution to the original difficulty which had started the argument. raised his hand n a transport ofjoy and shouted . . . Eureka. do you think? Found it? Found it? No, not Eureka at all; nor did he find anything; he repeated the same unprintable noun, one word, merely one word, but with ecstasy, in a shriek of delight-which was apparently too strong, because the sixth and the oldest, a glum-looking feIlow did not like it and cut the infantile joy of the other one short, addressing him in a sullen, exhortative bass and repeating ... yes, still the same noun, forbidden in the presence of ladies but which this time clearly meant "What are you yelling yourself hoarse for?" So, without uttering a single other word, they repeated that one beloved word six times in a row, one after another and understood one another completely." [2:246]
Vincent van Gogh. The Drinkers.
"In Dostoevsky's story it was contemptuous negation in one case, doubt in another, anger in the third, " – underlines Lev Vygotsky [1:242].
Joaquín Sorolla y Bastida. The drunkard, Zarauz.
Yet, according to him, such abbreviation could never be seen in writing speech, since it lacks "situational and expressive supports" [1: 242]. In this case, communication between the writer and the reader must be achieved only through words and their combinations, which implies using extended vocabulary, complicated grammatical forms and planning. Writing requires "a draft … in thought" [1: 243]. This mental draft is what Vygotsky calls the inner speech. In his opinion the element of planning is what differentiates oral and writing speech.
After extensive reflexion Lev Vygotsky comes to a conclusion, that the problem of multifunctional nature of language – specifically, the distinction between monologic and dialogical forms of speech is of utmost importance for the psychology of speech. In author’s opinion, writing and inner (as well as egocentric) speech can be classified as monologic. On the contrary, oral speech is categorized by him as predominantly dialogical.
Sources:
1. Vygotsky L. “Thought and Language”. Cambridge, Massachusetts; London, England: The MIT Press, 1986.
2. Dostoyevsky F. “A Writer’s Diary”.
Как Фёдор Достоевский психологию речи помогал изучать
Эгоцентрическая речь - это форма речи, свойственная детям дошкольного возраста. Её характерной особенностью является обращение к самому себе. Уже давно этот вопрос привлекает живейшее внимание научного сообщества. Первым, кто начал серьёзно заниматься исследованиями эгоцентрической речи ребенка, стал психолог и философ Жан Пиаже. Именно благодаря его усилиям концепция эгоцентрической речи получила своё распространение.
SOEUN. Egocentric speech #16_Oil on canvas_162x112cm_2011
SOEUN. Egocentric speech #11_91x72.7cm_Oil on canvas_2011
Многие психологи проявили интерес к этой теме. Отечественные учёные также не остались в стороне - среди них советский психолог Лев Семёнович Выготский стал первопроходцем. Но он пошёл дальше - он не только провел глубокое исследование этой темы и овладел всей доступной информацией о ней, но и стал главным критиком Жана Пиаже, предлагая поправки в его теорию. Мнение последнего о том, что эгоцентрическая речь никуда не нацелена, так как дети не стремятся быть кем-то понятыми, шла вразрез с выводами Льва Выготского. Согласно его самому популярному труду "Мышление и речь", эгоцентрическая речь ребенка напоминает "внутреннюю речь" взрослого. И та, и другая состоят преимущественно из синтаксически упрощенных, предикативных конструкций. Эта характеристика особенно сильно интересует автора. Вдобавок к этому он замечает, что структура типичного диалога также часто позволяет достичь этой же сокращенности. Фактором, обуславливающим её, является "знание собеседниками сути дела" [1: 176]. Более того, Л. С. Выготский утверждает, что сокращение диалогической речи возможно благодаря языку тела (интонациям, мимике, жестам и так далее) - так собеседники способны воспринимать дополнительную, невербальную информацию. Чтобы проиллюстрировать это мнение, психолог цитирует диалог из книги Фёдора Михайловича Достоевского "Слезинка ребёнка. Дневник писателя."
Несмотря на то, что разговор между героями происходит с помощью лишь одного слова (которое при этом не озвучивается автором - что делает ситуацию ещё более забавной), они [герои] способны понять друг друга без малейших затруднений с помощью тона голоса и выражений лиц:
«Однажды в воскресенье уже к ночи мне пришлось пройти шагов с пятнадцать рядом с толпой шестерых пьяных мастеровых, и я вдруг убедился, что можно выразить все мысли, ощущения и даже целые глубокие рассуждения одним лишь названием этого существительного, до крайности к тому же немногосложного. Вот один парень резко и энергически произносит это существительное, чтобы выразить о чем-то, о чем раньше у них общая речь зашла, свое самое презрительное отрицание. Другой в ответ ему повторяет это же самое существительное, но совсем уже в другом тоне и смысле — именно в смысле полного сомнения в правильности отрицания первого парня. Третий вдруг приходит в негодование против первого парня, резко и азартно Ввязывается в разговор и кричит ему то же самое существительное, но в смысле уже брани и ругательства. Тут ввязывается опять второй парень в негодовании на третьего, на обидчика, и останавливает его в таком смысле: «Что дескать, что же ты так, парень, влетел. Мы рассуждали спокойно, а ты откуда взялся — лезешь Фильку ругать». И вот всю эту мысль он проговорил тем же самым словом, одним заповедным словом, тем же крайне односложным названием одного предмета, разве что только поднял руку и взял третьего парня за плечо. Но вот вдруг четвертый паренек, самый молодой из всей партии, доселе молчавший, должно быть вдруг отыскав разрешение первоначального затруднения, из-за которого вышел спор, в восторге, приподнимая руку, кричит... Эврика, вы думаете? Нашел, нашел? Нет, совсем не эврика и не нашел; он повторяет лишь то же самое нелексиконное существительное, одно только слово, всего одно слово, но только с восторгом, с визгом упоения, и, кажется, слишком уж сильным, потому что шестому, угрюмому и самому старшему парню, это не понравилось, и он мигом осаживает молокососный восторг паренька, обращаясь к нему и повторяя угрюмым и назидательным басом... да все то же самое, запрещенное при дамах существительное, что, впрочем, ясно и точно обозначало: «чего орешь, глотку дерешь». Итак, не проговоря ни единого другого слова, они повторили это одно только излюбленное ими словечко шесть раз кряду один за другим и поняли друг друга вполне. Это — факт, которому я был свидетелем». [2: 137]
Винсент ван Гог. Пьяницы (по мотивам Домье).
"В разговоре, подслушанном Достоевским, этот контекст один раз заключается в самом презрительном отрицании, другой раз — в сомнении, третий — в негодовании и т. д.," - подчёркивает учёный [1: 177].
Хоакин Соролья-и-Бастида. Пьяница, Zarauz.
В то же время, согласно мнению Льва Выготского, подобное сокращение невозможно в письменной речи, так как в ней отсутствует "наперед ясная для обоих собеседников ситуация и всякая возможность выразительной интонации, мимики и жеста" [1: 177]. В этом случае связь между автором и читателем формируется исключительно за счет слов и их сочетаний, что подразумевает использование расширенного набора слов, сложных грамматических структур и планирование. Письмо требует "мысленного черновика" [1: 178] - которым, по мнению Выготского, и является внутренняя речь. Он считает, что элемент планирования - это то, в чем заключается принципиальное различие между устной и письменной речью.
Путём рассуждений и мысленных экспериментов Лев Выготский пришёл к выводу о том, что проблема функционального многообразия речи, а точнее - проблема различий между монологом и диалогом - это ключевой вопрос психологии речи. По его мнению, письменная и внутренняя (как и эгоцентрическая) формы речи могут быть отнесены к монологу. Устную же речь, напротив, учёный относит классифицирует как преимущественно диалогическую.
Список литературы:
1. Выготский Л. В. «Мышление и речь». Москва: Издательство Смысл; Эксмо, 2005.
2. Достоевский Ф. М. «Слезинка ребёнка. Дневник писателя». Public Domain, 2015
Comments