The change of gender in the transition to another language changes the meaning. We shall illustrate the interdependence of the semantic and the grammatical aspects of language by citing two examples that show that changes in formal structure can entail far-reaching changes in meaning.
In translating the fable "The Grasshopper and the Ant", Krylov substituted a dragonfly for La
Fontaine's grasshopper. In French, grasshopper is feminine and therefore well suited to
symbolize a lighthearted, carefree attitude. The nuance would be lost in a literal translation, since in Russian grasshopper is masculine. When he settled for dragonfly, which is feminine in Russian, Krylov disregarded the literal meaning in favor of the grammatical form required to render La Fontaine's thought. [Vygotsky 1986: 221]
Tiutchev did the same in his translation of Heine’s poem about a fir and a palm. In German fir is masculine and palm feminine, and the poem suggests the love of man for a woman. In Russian, both trees are feminine. To retain the implication, Tiutchev replaced the fir by a masculine cedar. Lermontov, in his more literal translation of the same poem, deprived it of these poetic overtones and gave it an essentially different meaning, more abstract and generalized.
One grammatical detail may, on occasion, change the whole purport of what is said. [Vygotsky 1986: 222]
Sources:
Vygotsky L. S. (Lev Semenovich), 1896-1934. Thought and language. 1986 by The Massachusetts Institute of Technology. (pages 221-222)
Retrieved from:
http://s-f-walker.org.uk/pubsebooks/pdfs/Vygotsky_Thought_and_Language.pdf
Vygotsky L. S. Psychology of human development. - Moscow, Eksmo, 2005.
Retrieved from:
http://yanko.lib.ru/books/psycho/vugotskiy-psc_razv_chel-7-myshlenie_i_rech.pdf
Изменение рода при переходе в другой язык меняет смысл. Мы поясним на двух примерах то, как изменения формальной и грамматической структуры приводят к глубочайшему изменению всего смысла речи, для того чтобы осветить эту внутреннюю зависимость между двумя речевыми планами.
Крылов в басне «Стрекоза и Муравей» заменил лафонтеновского кузнечика стрекозой, придав ей неприложимый к ней эпитет «попрыгунья». По-французски кузнечик женского рода и потому вполне годится для того, чтобы в его образе воплотить женское легкомыслие и беззаботность. Но по-русски в переводе «кузнечик и муравей» этот смысловой оттенок в изображении ветрености неизбежно пропадает, поэтому у Крылова грамматический род возобладал над реальным значением — кузнечик оказался стрекозой, сохранив тем не менее все признаки кузнечика (попрыгунья, пела), хотя стрекоза не прыгает и не поет. Адекватная передача всей полноты смысла требовала непременного сохранения и грамматической категории женского рода для героини басни.
Обратное случилось с переводом стихотворения Гейне «Сосна и пальма». В немецком языке слово «сосна» мужского рода. Благодаря этому вся история приобретает символическое значение любви к женщине. Чтобы сохранить этот смысловой оттенок немецкого текста, Тютчев заменил сосну кедром — «кедр одинокий стоит». Лермонтов, переводя точно, лишил стихотворение этого смыслового оттенка и тем самым придал ему существенно иной смысл — более отвлеченный и обобщенный.
Так изменение одной, казалось бы, грамматической детали приводит при соответствующих условиях к изменению и всей смысловой стороны речи.