CHAPTER 1
There are 2 types of lyricism:
1. Applied (appears in the strengthening or weakening of affects in poetry, painting and other types of "imaginative thinking". Poets and artists set themselves tasks and cognition of Platonic ideas. Many people highlight the sound side of words in order to "remove things from the automatism of their perception," but still — this is the goal, and sound itself does not serve as poetry material for them, art remains applied.
2. Direct (Lyricism for lyricism. This should include the frenzied dance of savages around the campfires)
In addition, nature itself manifests itself only with "Abstruse" lyricism. She does not think, but sings to herself simply: flowers, pine dust, the murmur of a stream, bird noise and other gestures. Over the past decades, many artists have been moving towards the same simple material, who, having freed themselves from objectivity and imagery, consider paint and sound (phoneme) to be the material of a new art. All these currents are born of the "hygiene of the world-the war that awakened in man; the ideal of a wandering life and the desire to escape to the unthinking nature.
The artist is also looking for himself, then he also wanders, like the Pushkin and Lermontovs after the War of 1812, but runs into a dead end of applied lyricism.
Meanwhile, nature itself and our people, who never break ties with it, indicate a way out. This way out is in direct, abstruse lyricism. Our people have a sense of life in motion, so the style of his songs was dominated by the technique of psychological parallelism, based on movement.
That is why, going to the unthinking nature, with a sense of life in motion, I cannot leave the word and "objectivity" as the material of art; the word is a frozen label on the relationship between things, and no artistic technique will return to him the power of movement.
Objectivity and the word are powerless, Our predecessors—Elena Guro, Kruchenykh and Khlebnikov went to the mind through the "resurrection", so they are not so much going to be Russians as they are becoming. They became, became abstruse poets, but did not have time to cope with the "scum of their native language," as Khlebnikov put it. Morphemes of words of the Native language and other languages of the inflecting group — intertwined, fused, lost their balance, and in these languages there was a "fading of morphological divisibility of words", acoustic sensations from them do not cause certain sensations of movement, Velemir Khlebnikov called it scum.
When leaving for the thoughtless nature, after the death of Velemir Khlebnikov, the author came to the simplest material of art. The material of his art is the pronunciation-auditory units of the language, phonemes consisting of psychically living elements:
1. throw
2. acusm.
The "sound" of speech itself is the movement of kinem and acusm, with a parallel movement of acoustic sensation.
After Khlebnikov, it became clear to the author that with only ‘linguistic hints about the meaning of sound speech, the question does not ‘remain unsolvable; the idea was already brewing in Khlebnikov that each of the consonant phonemes should have a certain function, its internal teleological structure.
That is why, over the past 4 years, the author has set out to establish an immanent teleologism of phonemes (a specific function for each "sound": to evoke certain sensations of movements.)
Not the "resurrection of words", but the resurrection of phoneme functions — this is the author's task, which ended with the discovery of 20 incomplete laws called the "Constitution of the State of Time". These laws of mine about "sound rays" introduce wit already into the history of literature, as if they canonize wit, and the poets themselves become composers of phonetic music.
CHAPTER 2
With the first object for observation, the author chose morphemes:
1.basic,
2.English
3. Chinese
Linguistics teaches that the development of the sound form ‘goes from complexity to reduction and simplification of the sound composition of words: for example, the aspirates — kh, gh, th, dh, ph, bh. Heavy in articulation and sharp in acoustic. Humanity is going to simplify and facilitate articulation by softening, assimilation, loss of consonants, transformation of diphthongs into simple vowels; it is going to minimize morphological elements, to abolish endings, the disappearance of archaic forms;
That is why, when establishing the teleologism of consonant phonemes, the author turned to the English language, which, thanks to the isolating structure, is characterized by the loss of most case and verb endings, the exposure of the main morphemes with the main phonemes, while the sound complexes of the Indo-European proto-language, Sanskrit and ancient Greek abounded in complex kh, th, which were no longer in the Iranian, Latin, Slavic and Germanic languages, where kh turned into either k or x, ph into f, and k and z turned into G and Z; where ai turned into E, ou into O, etc.
Having established the 20 mentioned laws, by observing 1200 basic morphemes, mainly of the English language, the author verified them:
1) on phonetic phenomena of Semitic languages (as languages of another linguistic family)
2) on the sound gestures of the Japanese language,
3) on some English prepositions
4) on the sound chords of Russian ditties.
The dictionary of 1200 morphemes, with the addition of Chinese and Russian, was called the "Palette of Morphemes", since the composers of the mind can use them like artists with paints from their palettes.
Having collected 1200 words that do not have formal morphemes (inflections, suffixes, prefixes), the author began to focus on the main consonant sound (phoneme) of each of them,
For example: pang— means to torment, longing, torment, torment, etc.
The word is monosyllabic, with a stressed vowel and the main consonant p; observing other words with this phoneme, the author gradually came to the definition of the basic mental coupling of this sound with the sensation of movement. The author called his laws, some of which confirmed the laws of Khlebnikov, who was looking for them only in the linguistic phenomena of the Russian language, incomplete: they cannot be otherwise in the fluid State of Time for me, who became Velemir 2nd after Velemir's death.
In the process of working, all the sounds of human speech for a period of 250,000 years since the 1st glaciation on the globe through refraction in the raging confusion of my life, by the power of the creative sun. they broke and merged with the immovable image of the rainbow. In the seven colors of the solar spectrum.
A list of seven tenses, in order of genetic origin of consonant sounds.
1. Closed movements (with sound gestures m and n).
2. Loose near cover: h. g.
3. Obstacles (oncoming traffic): t, d.
4. Free near obstacles: [k], p, b.
5. Circular f, v.
6. Wave: at a fixed point — r., to a moving point — l.
7. Diffuse-ray: z, s (ts, sts. — diphthongs, etc.)
Now there is no doubt that at the dawn of the origin of the language, the Neanderthal, for example, pronounced the sound and conveyed his sense of circular motion around the fire (bonfire), at a certain radius of approach to it. And then during thunderstorms, downpours, when he was deprived of fire, which he extracted with great difficulty, sharing his grief with other people, he pronounced this b, causing a representation of the movement of fire, thunderstorms, wind, etc., i.e. the sound of b had the function of causing a feeling of circular motion around the fire.
The resurrection of these functions is most easily possible when observing the linguistic phenomena of the English language. Example:
take — hold, grab.
tail— grab the tail, braid, vignette, screensaver.
taro is a swamp.
tenet is a rule.
tew — to interfere, an iron chain.
The whole power of these words, consisting of basic morphemes without endings (formal morphemes), is in sound. Having slowed down the perceptual process when perceiving the meanings of these words, it is not difficult to understand what they all have: a mental coupling with the feeling of an obstacle strengthening, causing a change in direction.
In the process of abstruse creativity, these simple morphemes are destroyed and simple sound complexes, fragments of English, Chinese, Russian, etc. words are obtained.
Incomplete spatial-figurative resurrection of the functions of consonant phonemes.
1. m has a mental coupling with the feeling of spatially closed.
movement, free under cover. (Straight-the seventh ray)
2. n — with the feeling of an obstacle in a closed movement,
3. h has a mental grip with a sense of cover and free movement
a) to the center
b) to cover (Sirut prami-the fifth ray)
4. g— with a sense of chaotic outside cover.
5. t has a mental coupling with the feeling of strengthening the barrier causing a change in direction. (Meet-the first (middle) ray)
6. d — with a feeling of weakening of the barrier and transition to a linear direction, according to the law of inertia (b).
7. p has a mental coupling with the feeling of movement from compressed to scattered. (Meeting-the first (middle) ray.)
8. b — with a sense of linear direction according to the law of inertia after scattered, with the weakening of the barrier (t ...d).
9. f has a psychic coupling with the sensation of circular motion at an indefinite radius. (The curve is the sixth ray)
10. v — with a sense of circular motion at a certain radius.
11. r has a psychic coupling with the sensation of wave motion at a fixed point. (The wave of the curve is the fourth ray.)
12.l —with a sense of the wave linear direction k of the moving point.
13 s has a psychic coupling with the sensation of a radial double wave—like movement (a twist of the curve is the second ray.)
14. s — with the sensation of the termination of the radial by a decrease in length and absorption by oncoming traffic.
15. z has a psychic coupling with the sensation of radial movements from many points. (Wave-straight third ray.)
16. z— with a sense of termination of the rays from many points and absorption by oncoming traffic.
17. ts has a mental coupling with the feeling of strengthening the barrier (t) to the radial (5). (Scrapping — out of the rainbow.)
18, ts (c) (h) —with the feeling of an increasing barrier (t) to the termination of the radial (s).
19. k has a mental coupling with the feeling of movement from chaotic (g) in.
compressed. (The fold is out of the rainbow)
20. sts — with a feeling of transition to a compressed state.
Speaking with the resurrection of phoneme functions, the author does the same thing that impressionists, symbolists, etc. did. explains the technique of creativity in order to bring the listener to perception,
At the dawn of the birth of the language, as a reflex, there is a movement of the organs of articulation, there is a likening gesture, a "sound metaphor" (according to Wundt), localized in the oral cavity and performed with the lowering of the soft palate and the passage of air flowing from the lungs into the nose. A person pronounced and transmitted his feeling of spatially closed movement, and when he felt an obstacle in this closed, he pronounced n in the front of the tongue pressing either to the upper gums or to the front of the hard palate.
Mew- to sharpen to lock a fenced place
Mute- mute.
mesh - catch with a net.
These sound gestures derived movements were based on usage (comparison); and while in later centuries the comparison of objects led to complexes of sounds to express the relationship between things.
Primitive man conveyed the sensation of basic movements by symbolic gestures of the organs of articulation in a combination of gestures-reflexes to homogeneous sensations of movements taking the form of representation.
After the first Zaumi belt on the globe came the second: h and g.
For h — the likening gesture is associated with the representation of a deaf non—nasal posterior-lingual slit spirant; for g - in the pressed back of the tongue to the hard (or soft) palate, with a sudden opening (explosion) and with musical vibration.
Haunt — ubezhische.
hau— khorovod.
head — golova.
home — dom
hao — nebo.
ho — ogon' (Chinese.).
khata, khizhina, khorobryy, kholit' (Russian.)
The sound causes a feeling of cover and free movement to the center and to cover:
gas — gaz.
gay — vesyolyy, khmel'noy.
gad — neryakha.
game — igra (English).
gul, gusli, gam, ogon'(russian)
The g—sound evokes a feeling of ‘chaotic over cover.
It is also known from psychology that sensations and representations are accompanied by feelings, of which there are three pairs: pleasure and displeasure, tension and resolution, excitement and calm.
The process of alternating and connected, intertwining, mutually penetrating feelings and representations occurring over time gives rise to affects: joy, gaiety, hope, with a predominance of feelings of pleasure; anger, sadness, concern, fear — with a predominance of displeasure; sadness, fear — depressing affects; joy and anger — exciting; hope, care, fear is associated with tension.
The affects are joined by volitional processes — the flow of feelings.
English:
tew — meshat', zhelezn. tsep'
tin — pokryvat' olovom
tenet —pravilo e.t.c.
Chinese:
Te — zhelezo.
ten — zagrazhdat', protivit'sya.
Russian:
tyn, tyem', tina, top' e.t.c.
English:
demit — ustupat'.
door — dver'.
Chinese:
d’аn — molniya.
dао — vorovat' e.t.c.
For sound, the likening gesture is associated with the representation of an anterior lingual barrier, which gives a compressed or bowed and, at the same time, an explosive muffled sound, without musical trembling of the vocal cords, and with the weakening of the barrier, which makes it possible to move by inertia.
28th Palette sheet:
сool— ohlozhat'.
cow — usmiryat'.
cash — kassa
сabal — kovy.
cull— sobirat' (English).
kou — bit' (Chinese) и
paunch — puzo (Chinese).
And the scattered rays p, with the weakening of the barrier t.... d,
pass according to the law of inertia into rays b, the gesture of which is localized in the rapidly opening lips, with trembling of the vocal cords (3rd belt).
41st sheet of the "Palette":
bе — byt', bеing — bytiye.
bare — nagoy, golyy.
Ьоll — nalivatsya (Eng.).
bo— volna,
bin — lyod (Chinese.).
byt', bitva, burya e.t.c russian
53rd Palette sheet:
fit — prisposoblyat'.
fill — napolnyat'.
fade — uvyadat' (Eng.).
fin — veter.
vane — flyuger.
van— veyer.
view— obozryevat'.
vortex — vikhr' (Eng.).
But in the raging turmoil of life, throwing a flowing image of the Rainbow of Times into space, there is no stopping for obstacles either: their strengthening (t) turns into weakening (d) — the focus of attention becomes mobile, and the chaotic wave turns into a linear k moving point. So it was born, with a shift in the focus of attention, — l, localized at the end of the tongue, moved ‘from the upper gums along the hard palate. No wonder we are. we say: love, boat, pour, lada, puddle.
And as soon as a person's sexual instinct was in the focus of attention, next to war, hunting, satisfaction of hunger, the radial movement in relation to gender was divided into male and female. The 6th period of diffuse-ray movements has come. The linear wave l, according to the laws of attraction, decayed into a double ray s, accompanied by the movement of the rays z (7th belt).
If the radial motion of the sun and the life of human consciousness were not influenced by other forces, they would move infinitely in a rectilinear direction, with the same speed, according to the law of inertia; but, with a decrease in length and absorption by oncoming motion, the rays of s turn into rays of s.
For d, the gesture is localized in the flat and longitudinal elongation of the tongue, with musical trembling of the vocal cords.With this gesture, the man greeted the dawn and all the ray movements from many points: mirror, greenery, call, swell.
But the oncoming movement (the globe) absorbed and stopped these radiations from many points; the person conveyed this by gesture, localizing it in shortening the tongue when the vocal cords (z) were burned.
CHAPTER 4
To check the laws, I suggest paying attention to the following linguistic phenomena.
1. In the languages of another linguistic family — Arabic, Ancient Hebrew and Assyrian, consonants have a real meaning, and vowels are only formal (for the formation of parts of speech, pledges, etc. by alternating). So, for example, in Arabic, the concept of power was expressed by a combination of the consonants m—l—k, and malaka means he owned, malkun- king, milkun— kingdom.
In Hebrew:
рага—razvyazyvat'.
рагаd — razdelyat',
рагаs — rasseivat',
рагаk-— lomat',
рагаг— rasshcheplyat' и т. д,
t, v. with the prefix to the word raga at the end of the consonant, the meaning changes in full accordance with my laws: d introduces a weakening of the barrier, and the unleashing turns into separation; s turns the unleashing into scattering; k speaks of the transition to a compressed state (see the 19 law of the "constitution"), and the unleashing turns into breaking; r speaks of splitting (see 11), wave motion occurs at a stationary barrier.
2 Sound gestures of the Japanese language;
Goro-goro (about the roar, thunder), sava-sava (about the whistling of the wind) and other complexes,
accompanying auditory, visual, tactile and motor impressions; as well as formations on ri that tend to.
3. Prepositions of the English language:
at— denotes an obstacle near which movement or activity begins, occurs or ends with rest: to rest at (pokoit'sya, otdyhat' v, pri), etc.
of—separation during circular motion in time:
to tire of (search from, etc.)
to— direction to the barrier: to come to
According to the "constitution", the chords of consonants along the vertical line should have the following meaning:
1. m-p-k—b. Closed motion (for example, the heart) turns into scattered, compressed and linear according to the law of inertia.
s—z—k—k. A double radial from one point turns into a radial from many points, into a compressed one, against the background of vowels (to enhance cohesion) and a (la to enhance the feeling of a radial view of life).
Words recorded after phononic playback:
- „Kupi, mamen'ka, na sak
Sorok pugovok nazad;
Po bokam karmanchiki
CHtob lyubili mal'chiki“ (Arch. lips.).
that is, the desire to concentrate the boys' love in accordance with the concentration of forty buttons in one sake; also a transition from scattered to compressed.
2. d—t-—d—l. The weakening of the barrier (d) to
the wave one prevails at the moving point (l).
d—d—l—d. When the barrier is weakened, the wave is linear to the moving point (l), against the background of the vowel o
«Rechka dolga, rechka dolga
Na nej tonen'kij ledok,
Paren' devushku celuet,
Gubki sladki, kak medok». (Arch. lips,),
CHAPTER 5
The whole globe is divided by people into spatial states. And my state is outside of spatial perception, it is in time.
The human mind, which arose when the first axe was invented, learned to compare, to distinguish common features in objects and left nature. If-b’ person. he would not have turned into an abstracting machine, there would have been no words, and he would have reacted to all motor processes in nature by singing with articulate sounds; culture would have assumed a musical character, in accordance with rhythmic consciousness.
In our view, the state of consciousness is not a quantity, but a force; it is not quantity, but quality; it is immeasurable, but only perceptible; it consists of a multitude of alternating elements, mutually penetrating one into another, not separable, indistinguishable, incalculable and unable to give quantity. Time for us is a consistent and qualitative set. (Bergson).
And for a person of the old culture, space has always been a homogeneous medium; it, like time, was devoid of any substance.
According to Kant's theory of cognition, "time is nothing", it is only a form that systematizes ideas about ourselves, and space is a form that systematizes ideas about experiences outside.
In our perception of time, the love sung by all poets is a whole stream of diverse experiences, merging, mutually penetrating, without definite outlines, without the slightest ‘desire to separate spatially‘ from each other.
The same applies to objectivity in painting. With spatial perception, a person is rarely free. For the most part, he lives an external life, away from himself, from his Self. His existence takes place more in space than in time, and life in the society of people, with their articulate speech and reason, forms a second Self that covers the first.
And in the land of Time, by means of in-depth penetration, which allows us to grasp our inner states, as living and continuously developing beings that cannot be measured, and mutually penetrating each other states, the sequence of which in duration has nothing to do with their arrangement in a homogeneous space, the dynamic Self is liberated from all projections of the outside world.
We'll need it later... to abolish death and create a special culture of the diverse manifestation of form (rhythm) on matter (consciousness).
Autobiographical materials
Tufanov Alexander Vasilyevich
1. Autobiography
He was born in the first breath of wind over the universe millions of years
ago. In 1877, when Alexander Vasilyevich was 6 earth months old, his father
(a native of the Arkhangelsk province, whose great-great-grandfather ruled, by the order of Marfa Posadnitsa from ancient Novgorod, Dvinskaya Pyatnaya) took Tufanov to the gardens of the Voronezh Province. It was in these gardens that Alexander received all his upbringing. By the age of 7, he fell in love with Lermontov's poems and realized that his father was Aeolus, the ancient god of the winds.
On the globe Tufanov studied in 5 educational institutions and in 7 prisons and, of course, none of the 12 graduated properly. He left the teachers' institute with "good" behavior, and was transferred from the university in 1902 (for "scientific improvement") in the "House of Pre-Trial Detention", in solitary confinement, "for distributing illegal literature." Then he was taken through the stage, introduced to provincial "institutions", starved "under police supervision", and in 1906 they were tried in the Judicial Chamber for belonging "to a community that set as its goal the overthrow of the existing system."
In 1907, Alexander returned to himself, to Aeolia.
They say about him that he also worked in the scientific field. At one time he was the editor of the scientific journal "School Renewal" (1915) in order to "protect children from abuse" of education and training), wrote articles on how to teach literacy, wrote a book about teaching mathematics to children; in addition, he worked in Petrograd provincial newspapers and magazines for 16 years (since May 13, 1905), but it was not he who did all this, but his external Self
In his youth, his literary development was strongly influenced, in addition to Lermontov, by Turgenev, L. Tolstoy, Fet and Tyutchev, and after 1907 - by Edgar Poe, Mallarmé, Val. Bryusov and Balmont, as well as Kant and Schopenhauer.
On the eve of the revolution, his friends convinced Alexander to release his first book of poems, The Aeolian Harp; in this book he showed the globe that he had passed through all his old forms of creativity, and decided not to write like that anymore.
In recent years, thanks to Bergson, it has become clear to him that the development of his talent has always been hindered by "great" ideas and "refined" emotions, forcing him to live in the outside world, away from Himself, and in order to test Himself for the last time, he married in 1918, during the famine in Petrograd, and on the 4th day after the wedding, he told his wife that he had nothing more to take from her, and left.
He returned to Petrograd on September 28, 1921. During these three years he made 20,000 versts. Dear realized that nothing is needed in the outside world, except for the barrel of Diogenes: no power, no money, no honors, no pleasures; realized that art is not the knowledge of Platonic ideas at all, but a method of deducing things from the automatism of their perception, that it is not necessary to destroy the "existing system", but the entire universe in spatial the perception of it by a person.
On the way, a terrible misfortune happened to Alexander! His second poetic Self, ranked in the order of knights, died, so his lyrics of recent years have become a celebration of indignation, destruction, courage, bravery, intrepidity; in my lyrics — the destruction of the universe and even death, the world of ideas and emotions, in it — a departure to the unthinking nature.
Tufanov worshipped the dynamics of life, the beautiful gesture of destruction and creative competition and the call to wise optimism.
TUFANOV, SON OF AEOLUS
Biographical sketch
Any brief biography of A.V. Tufanov must certainly take into account the poet's extreme tendency to mythologize his life and the facts of his biography. This is especially true of childhood and adolescence and the key period of Tufanov's stay in Arkhangelsk during the Civil War in the context of the formation of his creative personality.
And the death of the poet, in the tragic circumstances of which, despite the absence of an exact date, there is no reason to doubt, resembles the departure, the mysterious disappearance of a mythical warrior or folklore hero ...
A. Tufanov
Alexander Tufanov was born in St. Petersburg on November 19, 1887. The poet did not consider the place of birth to be decisive for himself. Tufanov insisted that his spiritual homeland should be considered the "land of the ancestors", the Arkhangelsk province. He traced his family roots to the Novgorod peasant settlers who settled in the North at the end of the tenth century in the era of Marfa Posadnitsa (Marfa Boretskaya). Tufanov also considered his ancestors to be the violent Novgorod ushkuiniks, who in the XSU-early XU centuries made robber raids on the northern lands, Volga and Kama on ushku boats.
But that's not enough: according to his autobiography, Tufanov, seven years old, "realized that my father was Aeolus, the ancient god of the winds"; later he develops an idea of the land of Aeolia, where his true, inner self dwells. Strange at first glance, the combination of mythological and historical personalities in the pedigree built by Tufanov has, nevertheless, a deep common denominator. These are the ideas of liberty, freedom, opposition to the supreme power, this is a destructive element, the free flight of the wind, this is a whirlwind, "permeating space and time." This is Tufanov's personal myth.
The poet claimed that he started writing at the age of eight and created hundreds of works, many of which he destroyed. Russian Russian classics, E. Poe, S. Baudelaire, European and Russian symbolists — S. Mallarmé, M. Maeterlinck, A. Bely, V. Bryusov and K. Balmont became the formative literary influences for him; later Tufanov experienced the obvious influence of egofuturists from I. Severyanin to K. Olimpov and the Futurists club, first of all E. Guro and V. Khlebnikov.
After graduating from the Totem Teachers' Seminary and the St. Petersburg Teachers' Institute, Tufanov entered the St. Petersburg University as a volunteer. He failed to complete his education. In 1902, Tufanov was brought to court for distributing revolutionary literature. Another arrest followed in 1907 when Tufanov organized an illegal meeting of rural teachers and peasants. In total, as Tufanov himself reported, "he spent about a year and a half in solitary confinement, in seven metropolitan and provincial places of detention, was sent once in stages and was under police supervision 2 times."
Back in 1905, Tufanov's first theatrical reviews appeared in the newspaper "Son of the Fatherland"; he also led a judicial and political chronicle. he combined journalism with pedagogical activity — he taught at the Imperial School of the Deaf and Dumb and edited the magazine "School Renewal". It should be noted that Tufanov gradually came to the idea of the need to abolish textbooks and teaching "by direct reading" (these revolutionary ideas, as he believed, should overturn "the whole school system").
Bibliographers know two books by Tufanov, a teacher: the pamphlet "Report on lectures by A. I. Zachinyaev on the methodology of the Russian language in Moscow and St. Petersburg", published in 1912 in Kaluga as a manuscript, and the work "Practical Guide to laboratory classes in the first year of teaching arithmetic and geometry to children" (1914). In 1914-1917 . Tufanov is published in various periodicals of St. Petersburg and the provinces, including Arkhangelsk, in the spirit of egofuturists, preaches "intuitive" creativity, gets acquainted with the views of the Opoyazov people who had a deep impact on him.
In the autumn of 1916 (1917 was indicated on the cover) a collection of poems, prose and translations of Tufanov's "Aeolian Harp" is published — a parade of formal achievements of the frank epigon as Russian and French symbolists, egofuturists. At the same time, we find in the collection familiar features of Tufanov himself.
"A man of amazing good nature and inexhaustible optimism, short, hunchback, he walked in heavy boots, with a stick, limping, Long, according to the tradition of poets, hair, straight and smooth, hung down on his forehead. He kept pushing them behind his ear. With every movement, even with one raise of the voice, they fell on the eyes.
He called himself "The Chairman of the Globe Zaumi", but stood apart from the futurists, symbolists, decadents of that time. He wrote poems easily, not hesitating to invent his own words if he did not find suitable ones in the general dictionary. It came out sounding, but it was unclear.
— I spoke, Lev Ivanovich, yesterday at the students', I think the people are educated after all, not shoemakers," he said coolly, "I'm reading my poem. They start making noise, shouting: nonsense, nonsense! Get out of here! Idiot! — Without smiling, he removed the hair and added: — Well, I think, to talk to fools? He took it and left!"
In May 1918, Tufanov, together with his younger brother Nikolai, a 22-year-old combat officer, a participant in the First World War, a student of the Military Medical Academy, left for his father's homeland, in Shemkursk, Arkhangelsk province. According to researchers, Nikolai, who did not welcome the Bolsheviks, did not want to put up with life in hungry red Petrograd anymore and was afraid of mobilization. In August, after the beginning of the Anglo-French intervention, the brothers moved to Arkhangelsk. Nikolai entered the rank of lieutenant in the Slavic-British Legion and served as a doctor, showing extraordinary courage on the battlefields.
Tufanov, meanwhile, organized a literary and artistic circle at the newspaper "Revival of the North", participated in the literary department of the publication and in the newspaper "The Voice of the Northern Teacher", made presentations, began to study folk ditties, in which he saw the prototype of artistic zaumi: "The people put the poetry of sounds above the poetry of thoughts." He also participated in the collection "In the Far North" published by the circle in 1919.
In November 1918, Tufanov became the ideological leader of the Northern Parnassus circle. Judging by the charter of the circle, which spoke of "Himself on Parnassus", and plans for the publication of the journal of literature, art and philosophy "Aeolia", it was a new attempt by Tufanov to bring his personal utopia to life.
The death of his brother caused a revolution in Tufanov's views — he began to preach the idea of Russian national revival and glorify the white army as its bearer. In a whole series of articles, military reviews and poems written under different pseudonyms, Tufanov, as A. Krusanov notes, called for "ferocity, executions, extermination of enemies like flies, glorified the streams of blood."
In August 1919, Tufanov was invited to the British headquarters. In September 1919, the British intervention in the North ended. Without waiting for the Reds, Tufanov left in September for Siberia via the Kara Sea and in mid-November found himself in Tomsk. After the fall of white Tomsk on December 52, 1919, the poet spent several months wandering in Siberia and the Urals and in May 1920 arrived in Galich.
Here Tufanov gave a number of lectures on the issues of education reform, also gave a lecture "Folk ditties and futurism". If the audience met Tufanov's lectures with painful bewilderment, he was more successful as a teacher at the courses of the Galich Political education department. Tufanov later pointed out that he worked as a head of general education courses and a school lecture section, as well as an instructor for the elimination of illiteracy in the Galich political committee. In the autumn of 1921 Tufanov returned to Petrograd; a few years later he became one of the most famous proofreaders in the city.
In his autobiography , written in 1922 , Tufanov again declared alienation from the world and society: "I am Nobody in relation to Society, my soul is nowhere, and I, going into Aimlessness, am Forever Nobody's." This by no means meant practical alienation — Tufanov considered his literary abilities outstanding and sought recognition. He makes connections in literary and artistic circles, plans to create a circle in memory of V. Khlebnikov, publishes program articles.
Thus, in the articles of 1923 "The Liberation of life and art from literature" and "The rhythm and metric of ditties with a melodious system" Tufanov proclaims a return to "unthinking nature" and again deduces the theory of zaumi from the poetics of folklore. At the same time, he gets closer to the Zorved group of the artist M. Matyushin and adopts his sermon of "extended viewing" and panoramic "occipital vision". The name or motto of the group, which included B. Ender, his sisters Maria and Xenia, and brother George, Matyushin deciphered as "Vision + Knowledge."
The material of art, according to Tufanov, is the "sensations of movements" caused by phonemes. At the same time, he proclaims himself the direct heir of Khlebnikov, the "Velimir P" in the State of Time, while Khlebnikov, E. Guro and A. Kruchenykh are called Stanovlyans:
Along with traditional poems, the book contained examples of abstruse "phonetic music. a table of speech sounds with spatial-graphical equivalents of consonants, created by B. Ender. It should be noted that Tufanov considered these examples of abstruse poetry only as "songs of the transitional period" "before entering" the utopian state of Time. Later, Tufanov, in the spirit of Bergson, extended the concept of becoming (as perceiving life in its formation) to his associates, excluding from it "those who were and will be", including the future.
In the spring of 1924, on the initiative of G. Shmerelson, the Leningrad branch of the All-Russian Union of Poets arose, which Tufanov joined. His views, a portrait with the signature "Chairman of the Globe" displayed in the window of a photo studio on Suvorovsky Prospekt, and the whole appearance of Tufanov might seem ridiculous to someone, but they made a strong impression on a certain part of the poetic youth.
In March 1925, Tufanov created the "Order of the Clever 250". As Tufanov pointed out, "the Order of the clever in Leningrad arose after my speech in the Leningr. Ed. In March 1925, I read the first part of the (now finished) poem “Home to Zavolochye”, and a group of those who wanted to unite stood out from the audience.
Developing this reasoning further, it can be noted that Tufanov's "execution of death" merges with the general futurist myth of the struggle against death and resurrection. Apparently, the transformation of the Universe according to Tufanov postulates the abolition of death at all times, in a single fluid Time — the deceased brother, the knight must rise.
The order established by Tufanov included D. Harms and A. who started their way in literature . Vvedensky, as well as poets G. Bogaevsky, E. Vigilyansky, "rechevok" I. Markov and B. Cherny. In October, an evening was held at the Union of Poets, at which the manifesto was published — it spoke about the "expanded perception" of the world, the idea of time as a "qualitative set" (Bergson), "resurrection of phoneme functions", and so on. Tufanov, developing the theories of M. Matyushina also proposed a "abstruse classification of poets in a circle": "Only abstruse and expressionists, when perceived at an angle of 180-3609, distorting or transforming, are revolutionary."
The Order of the 25O did not last long: under the pressure of Kharms and Vvedensky, who sought less dependence on Tufanov, it was transformed, losing its former name of "zaumnikov" and turning into the "Left Flank" of the LO VSP.
In 1927, Tufanov published the book "Ushkuiniki" with a declared circulation of 300 copies, which contained new declarations and "fragments" of the poem of the same name. The title page read.
In a review published in the journal "Print and Revolution", M. Zenkevich met the book with hostility. "Tufanov stylizes old folk songs quite well, making you regret that he chose the thankless task of talking about the past in a dead language with the dead instead of trying to speak in a living language with living people," he wrote. "Imitating Khlebnikov's abstruse language and Slavonic "Words about Igor's Regiment," Tufanov, of course, is condemned to loneliness."
It is also interesting to cite the assessments of modern researchers. According to T. Nikolskaya, "Tufanov's paradox consisted in the fact that, declaring adherence to the latest scientific theories and schools, proving the need to apply the theory of relativity of A. Einstein, japhetic linguistics of N. Marr and even the results of the experiments of academician I. Pavlov, Tufanov in his poems relied on the frozen archaic vocabulary, looking for a "lean” in the beliefs of ancient times, I was sad about the destruction of the ancient age-old way of life.
In April 1932, Tufanov was transferred from the Kresty prison to the Temnikovsky correctional labor camp in Mordovia. At the beginning of May 1933, he was released from the camp for health reasons and chose Orel as the place of administrative exile, where he remained until August 1936, mainly engaged in translations of Shakespeare's tragedies.
In August 1936, Tufanov moved to Novgorod. Upon completion of the administrative exile, he could choose his own place of residence, but the border Leningrad, where the family lived, remained forbidden for him. Tufanov decided to stay in Novgorod; since then he has visited his hometown several times a year. Hopes for the removal of a criminal record, which would allow Tufanov to return to Leningrad, were not justified (on January 1, 1937, the Poet submitted a corresponding application to the Presidium of the Central Executive Committee and was refused in the autumn of the same year).
Tufanov gradually settled down in Novgorod: after long wandering around the corners, he found an apartment, got a job as a laboratory assistant at the Department of Pedagogy at the Novgorod Teachers' Institute. He began to study books on the history of Novgorod, conceived the idea of "becoming Shakespeare for the ancient Novgorod Republic", wrote the tragedies "Vechev Bell" and "Mechislav" and was going to work on a book about Alexander Nevsky.
At the end of December 1938, Tufanov was enrolled as a dissertation candidate at the Department of the History of Russian Literature of Leningrad State University. Under the guidance of M. Azadovsky, he worked on a dissertation on the topic of metrics and rhythmics of ditties. The defense never took place.
Tufanov 's last letters are dated December 1942 . As I. Bakhterev reported, "Alexander Tufanov, who was exiled to Novgorod (on Volkhov) and worked at the pedagogical institute, was again exiled at the beginning of the war, now to the small town of Galich, where he died (according to his widow) of dystrophy on the steps of the district canteen."
In the series "Library of the avant-garde" books were published:
1. Vladimir's Messages of Life from the Path to Truth (The book is the first modern edition of the works of the "futurist of life" Vladimir Goltschmidt (18912 — 1957), poet, agitator, bodybuilder and one of the initiators of the genre of artistic performance. The founder of the Moscow "Cafe of Poets" and the creator of the monument to himself, an adventurer and yogi who broke boards on his own head during performances, Goltschmidt remained a legendary figure in the history of Russian futurism. This edition fully reproduces the only and rarest book of poems and manifestos by Goltschmidt, "Vladimir's Messages of Life from the Path to Truth", published in Kamchatka in 1919, and also publishes a set of memoirs and critical articles about this underrated figure of the Russian avant-garde.)
2. Marinetti (In 1911, the Italo-Turkish war for power over the colonies in North Africa broke out — and the founder of Italian futurism, a fierce urbanist and singer of aviation and cars Filippo Tommaso Marinetti immediately turned into a war correspondent. Marinetta's front-line impressions on the fields of the Libyan war were embodied in the furious essay "The Battle of Tripoli" (1911). This book of poetic prose fully reflected both the literary talent and the militaristic pathos of the Italian futurist. Translated into Russian by the egofuturist and future leader of imagism V. Shershenevich, "The Battle of Tripoli" has not been reprinted since 1915 and has long been a bibliographic rarity. The publication is provided with detailed comments.
3. Futurism and Madness (The third issue of the "Library of the Avant-Garde" introduces the reader to the "Futurism and Madness" of psychiatrist E. P. Radin (1872-1939), one of the few "lifetime" monographs devoted to Russian futurism. Along with sharp criticism of futurism, understood by the author as a mystical current, the book contains many valuable observations regarding a number of basic principles of futuristic creativity. Radin pays special attention to the work of V. Khlebnikov, and also gives numerous examples of texts, drawings and paintings of mentally ill people.)
4. The avant-garde in Crimea (The book fully reproduces four futuristic almanacs published in Crimea in 1920-1922 by the poet—cosmist Vadim Bayan (V. I. Sidorov, 1880-1966) - "Radio", "Collapses of the heart", "A cut-down kiss from the lips of the universe" and "From the battery of the heart". The almanacs of V. Bayan, organizer and participant of the "First Futurism Olympiad" of 1914 and the "hero" of V. Mayakovsky's play "The Bug" are a unique page in the history of the Russian avant-garde and its provincial excesses. We will find in them the names of O. Mandelstam and I. Severyanin, K. Bolshakov and B. Poplavsky, G. Zolotukhin and T. Shchepkina-Kupernik. Due to their rarity, V. Bayan's publications have so far remained inaccessible to most readers. The appendices contain V. Bayan's memoirs of the "First Futurist Olympiad" and excerpts from the memoirs of I. Severyanin and D. Burlyuk. The book is provided with detailed comments and a preface, in which the biography of V. Bayan is revealed against the background of the avant-garde movement of the 1910s and 1920s.
Russian Russian poets 5. The Creators of Future Signs (The book is an unfinished anthology of the Russian poetic avant-garde, compiled by the outstanding Russian poet, Chuvash G. Aigi (1934-2006). Russian Russian avant—garde was conceived in the years when the legacy of the Russian avant-garde largely remained under the bushel, G. Aiga's book to this day retains its value as a dialogue of the recognized continuer of the traditions of the European and Russian avant-garde with his predecessors, and sometimes friends - such as A. Kruchenykh.G. Aigi, a poet with world fame and winner of numerous foreign and Russian literary prizes, not only generously shares with the reader texts of the poetic avant-garde of the early twentieth century, but also accompanies them with articles in which he combines the finest observations of the master of verse and the breadth of knowledge of the literary historian, who worked for many years at the Moscow State Museum of V. V. Mayakovsky. The publication is supplemented by two articles by G. Aiga, adjacent in nature to the planned anthology, and other materials.
Quotes:
1. "I realized that my father is Aeolus, the ancient god of the winds"; later he develops an idea of the land of Aeolia, where his true, inner self dwells
2. "I myself am Nobody
<..>, with a soul — Nowhere and always — Nobody's"
3. "A man of amazing good nature and inexhaustible optimism,
short, hunchback, he walked in heavy boots, with a stick, limping, Long, according to the tradition of poets, hair, straight and smooth,
hung down on his forehead. He kept pushing them behind his ear. With every
movement, even with one raise of the voice, they fell on the eyes.
4. "The revolution insulted the image of the ushkuinik in me. <...> In short: I spat and uttered a three-story word
at the address of the revolution"
5. I was born in the first breath of wind over the universe for millions of years ago.
6. The whole globe is divided by people into spatial states. And my state is outside of spatial perception, it is in time.
7. If-b’ person. he would not have turned into an abstracting machine, there would have been no words, and he would have reacted to all motor processes in nature by singing with articulate sounds; culture would have assumed a musical character, in accordance with rhythmic consciousness.
8. In our perception of time, the love sung by all poets is a whole stream of diverse experiences, merging, mutually penetrating, without definite outlines, without the slightest ‘desire to separate spatially‘ from each other.
9. We will need it later... to abolish death and create a special culture of the diverse manifestation of form (rhythm) on matter (consciousness).
10. Objectivity and the word are powerless
11. When leaving for the thoughtless nature, after the death of Velemir Khlebnikov, I came to the simplest material of art.
12. The artist is also looking for himself, then he also wanders, like the Pushkin and Lermontovs after the War of 1812, but runs into a dead end of applied lyricism.
13. Meanwhile, nature itself and our people, who never break ties with it, indicate a way out.The way out is in direct, abstruse lyricism
14. nature itself manifests itself only by "Abstruse" lyricism. She does not think, but sings to herself simply: flowers, pine dust, the murmur of a stream, bird noise and other gestures.
15. Not the "resurrection of words", but the resurrection of phoneme functions — this is my task
16. the love sung by all poets is a whole stream of diverse experiences, merging, mutually penetrating, without definite outlines, without the slightest ‘desire to separate spatially‘ from each other.
17. And as soon as a person's sexual instinct became the focus of attention, next to war, hunting, and the satisfaction of hunger, the radial movement in relation to gender was divided into male and female principles.
18. Time for us is a consistent and qualitative set.
19. My father is Aeolus, the ancient god of the winds.
20. "time is nothing", it is only a form that systematizes ideas about ourselves, and space is a form that systematizes ideas about experiences outside.
21. Our people have a sense of life in motion, so the style of his songs was dominated by the technique of psychological parallelism, based on movement.
22. there is a liberation of the dynamic Self from all projections of the external world.
23. On the globe, I studied in 5 educational institutions and in 7 prisons, and, of course, I did not graduate properly from any of the 12.
24. For the most part, he lives an external life, away from himself, from his Self.
25. The word is a frozen label on the relationship between things, and no artistic technique will return to it the power of movement.
26. Lev Ivanovich, spoke at the students' yesterday, I think the people are educated after all, not shoemakers," he said coolly, "I'm reading my poem. They start making noise, shouting: nonsense, nonsense! Get out of here! Idiot! — Without smiling, he removed the hair and added: — Well, I think, to talk to fools? He took it and left!"
27. I have nothing more to take from you
28. All these currents are born of the "hygiene of the world-the war that awakened in man; the ideal of a wandering life and the desire to escape to the unthinking nature.
29. Chairman of the Globe
30. That's why, going to the unthinking nature, with a sense of life in motion, I can't leave the word and "objectivity" as the material of 'art;
Sources:
Aleksandr_Vasilevich_Tufanov_K_zaumi,Salamandra P.V.V, 2012, retrieved from
https://www.rulit.me/data/programs/resources/pdf/Aleksandr_Vasilevich_Tufanov_K_zaumi_RuLit_Net_228756.pdf
Русский текст:
К зауми. Фоническая музыка и функции согласных фонем
1 ГЛАВА
Существует 2 вида лиризма:
1. Прикладной (появляется в усилении или ослаблении аффектов в поэзии, живописи и прочих видах «образного мышления». Поэты и художники ставят себе задачи и познание Платоновых идей. Многие выдвигают на первый план звуковую сторону слов с целью «выведения вещей из автоматизма их восприятия» но все же — это цель, а сам по себе звук не служит у них материалом поэзии, искусство остается прикладным.
2. Непосредственный (Лиризм для лиризма. Сюда следует отнести бешенную пляску дикарей вокруг костров)
Кроме того, и сама природа проявляет себя только „Заумным“ лиризмом. Она не думает, а поет себе просто: цветами, сосновой пылью, журчанием ручья, птичьим гамом и прочими жестами. К такому же простому материалу за последние десятилетия идут и многие художники, которые, освободившись от предметности и образности считают краску и звук (фонему) материалом нового искусства. Все эти течения рождены „гигиеной мира--войной, которая пробудила в человеке; идеал бродячей жизни и стремление уйти к недумающей природе.
Художник тоже ищет себя, то тоже бродит, подобно Пушкиным и Лермонтовым после войны 1812 года, но упирается в тупик прикладного лиризма.
А между тем, сама природа и наш народ, никогда не порывающий связи с нею, указывают выход. Этот выход в лиризме непосредственном, заумном. Нашему народу свойственно ощущение жизни в движении, поэтому в стиле его песен господствовал прием психологического параллелизма, по признаку движения.
Вот почему, уходя к недумающей природе, с самоощущением жизни в движения, я не могу оставить слово и „предметность“ в качестве материала ‘искусства; Слово —застывший ярлык на отношениях между вещами, и ни один художественный прием не вернет ему силы движения.
Предметность и слово бессильны, Наши предшественники—Елена Гуро, Крученых и Хлебников через „воскрешение” шли к заумию, поэтому они не столько будетляне, сколько становляне. Они становились, делались поэтами заумными, но не успели справиться с „накипями родного языка“, по выражению Хлебникова. Морфемы слов Родного языка и других языков флексирующей группы— переплелись, срослись, утратили равновесие, и в этих языках появилось „замирание морфологической делимости слов“, акустические ощущения от них не вызывают определенных ощущений движения, Велемир Хлебников называл это накипями.
При уходе к недумающей природе, после смерти Велемира Хлебникова, автор пришел к наиболее простому материалу искусства. Материалом его искусства служат произносительно-слуховые единицы языка, фонемы, состоящие из психически-живых элементов:
1.кинем
2.акусм.
„Звук“ речи сам по себе есть движение кинем и акусм, с параллельным им движением акустического ощущения.
После Хлебникова автору стало ясно, что при одних только ‘лингвистических намеках о значении звуковой речи, вопрос не ‘остается неразрешимым; уже и у Хлебникова назревала ‘мысль, что каждая из согласных фонем должна иметь определенную функцию, свою внутреннюю телеологическую структуру.
Вот почему в течение последних 4-х лет автор задался целью установить имманентный телеологизм фонем (определенную функцию для каждого „звука“: вызывать определенные ощущения движений.)
Не „воскрешение слов“, а воскрешение функций фонем— такова задача автора, завершившаяся открытием 20-ти неполных законов, названных „Конституцией Государства Времени“. Эти мои законы о „звуковых лучах” вводят заумие уже в историю литературы, как бы канонизируют заумие, а сами поэты становятся уже композиторами фонической музыки.
2 ГЛАВА
С Первым объектом для наблюдений автор избрал морфемы:
1.основные,
2.английские
3. китайские
Языкознание учит, что развитие звуковой формы ‘идет от сложности к сокращению и упрощению звукового состава слов: утрачены, например, аспираты — kh, gh, th, dh, ph, bh. Тяжелые в артикуляционном отношении и резкие в акустическом. Человечество идет к упрощению и облегчению артикуляции, путем смягчения, ассимиляции, выпадения согласных, превращения дифтонгов в простые гласны; оно идет к минимуму морфологических элементов, к упразднению окончаний, исчезновению архаических форм;
Вот почему, при установлении телеологизма согласных фонем, автор обратился к английскому языку, который, благодаря изолирующему строю, характеризуется утратой большинства падежных и глагольных окончаний, обнажением основных морфем с основными фонемами, тогда как звуковые комплексы индоевропейского праязыка, санскрита и древне греческого изобиловали сложными kh, th, которых уже не было в иранских, латинском, славянских и германских языках, где kh перешло или в к или в х, ph в ф, а к и з переходили в Г и Ж; где ai превратилось в Е, ou в О и т.д.
Установив 20 упомянутых законов, путем наблюдения над 1200 основными морфемами, главным образом, английского языка, автор поверял их:
1) на фонетических явлениях семитских языков (как языков другой лингвистической семьи)
2) на звуковых жестах японского языка,
3) на некоторых английских предлогах
4) на звуковых аккордах русских частушек.
Словарь из 1200 морфем, с присоединением китайских и русских был назван „Палитрой морфем“, так как композиторы заумия могут пользоваться ими, как художники красками с своих палитр.
Собрав 1200 слов, не имеющих формальных морфем (флексий, суффиксов, приставок), автор стал сосредоточиваться на основном согласном звуке (фонеме) каждого из них,
Например: pang— обозначает томить, тоска, мучить, мука и т. д.
Слово односложное, с ударной гласной и основной согласной р; наблюдая и другие слова с этой фонемой, автор постепенно подошел к определению основного психического сцепления этого звука с ощущением движения. Законы свои, из которых некоторые подтвердили законы Хлебникова, искавшего их только в языковых явлениях русского языка, автор назвал законами неполными: иными они и быть не могут в текучем Государстве Времени у меня, ставшего Велемиром 2-ым после смерти Велемира.
В процессе работы все звуки человеческой речи за период в 250.000 лет со времени 1-го оледенения на земном шаре через преломление в бушующем смятении моей жизни, силой творческого солнца. разбились и слились с недвижимым образом радуги. В семь цветов солнечного спектра.
Перечень семи времен, в порядке генетического происхождения согласных звуков.
1. Замкнутые движения (при звуковых жестах m и n).
2. Свободные около прикрытия: h. g.
3. Преграды (встречные движения): t, d.
4. Свободные около преград: [к], р, b.
5. Круговые f, v.
6. Волновые: у неподвижной точки — r., к подвижной — l.
7. Рассеянно-лучевые: z, s (ts, sts. — дифтонги и пр.)
Теперь уже нет сомнения, что на заре зарождении языка, неандерталец, например, произносил звук Би передавал этим свое ощущение кругового движения вокруг огня (костра), при определенном радиусе приближения к нему. А затем во время гроз, ливней, когда он лишался огня, с большим трудом добываемого, делясь своим горем с другими людьми, он произносил это b, вызывая представление движения огня, грозы, ветра ит. д., т.е. звук b имел функцию вызывать ощущение кругового движения вокруг костра.
Воскрешение этих функций наиболее легко удается при наблюдении языковых явлений английского языка. Пример:
take — держать, схватить.
tail— хватать за хвост, косу, виньетка, заставка.
taro — топь.
tenet— правило.
tew — мешать, железная цепь.
Вся сила этих слов, состоящих из основных морфем без окончаний (формальных морфем), в звуке. Затормозив воспринимательный процесс при восприятии значений этих слов, —нетрудно понять, что все они имеют: психическое сцепление с ощущением усиления преграды, вызывающей изменение направления.
В процессе заумного творчества и эти простые морфемы разрушаются и получаются простые звуковые комплексы, осколки английских, китайских, русских и др. слов.
Неполное пространственно-образное воскрешение функций согласных фонем.
1. m имеет психическое сцепление с ощущением пространственно - замкнутого.
движения, свободного под покровом. (Прямь-седьмой луч)
2. n — с ощущением преграды в замкнутом движении,
3. h имеет психическое сцепление с ощущением прикрытия и свободного движения
а) к центру
6) к прикрытию (Сирут прами-пя- тый луч)
4. g— с ощущением хаотического вне прикрытия.
5. t имеет психическое сцепление с ощущением усиления преграды, вызывающей изменение направления. (Встречь-первый (средний) луч)
6. d — с ощущением ослабления преграды и перехода в линейное направление, по закону инерции (b).
7. р имеет психическое сцепление с ощущением движения из сжатого в рассеянное. (Встречь-первый (cредний) луч.)
8. b — с ощущением линейного направления по закону инерции после рассеянного, при ослаблении преграды (t…d).
9. f имеет психическое сцепление с ощущением кругового движения при неопределенном радиусе. (Кривь-шестой луч)
10. v — с ощущением кругового движения при определенном радиусе.
11. r имеет психическое сцепление с ощущением волнового движения у неподвижной точки. (Волнь криви-четвертый луч.)
12.l —с ощущением волнового линейного направления k подвижной точке.
13 s имеет психическое сцепление ощущением лучевого двойного волнообразного движения (Скрут криви — второй луч.)
14. s — с ощущением прекращения лучевого уменьшением длины и поглощения встречным движением.
15. z имеет психическое сцепление с ощущением лучевых движений из многих точек. (Волнь-прями третий луч.)
16. z— с ощущением прекращения лучевых из многих точек и поглощения встречным движением.
17. ts имеет психическое сцепление с ощущением усиления преграды (t) к лучевому (5). (Слом — вне радуги.)
18, ts (c) (ч) —с ощущением нарастающей преграды (t) к прекращению лучевого (s).
19. k имеет психическое сцепление с ощущением движения из хаотического (g) в.
сжатое. (Сгиб — вне радуги)
20. sts — с ощущением перехода в сжатое состояние.
Выступая с воскрешением функций фонем, автор делает то же самое, что делали импрессионисты, символисты и пр. объясняет прием творчества, чтобы подвести слушателя к восприятию,
На заре рождения языка, в качестве рефлекса, происходит движение органов артикуляции, возникает уподобительный жест, „звуковая метафора“ (по Вундту), локализованная в полости рта и исполняемая с опущением мягкого неба и пропуском в нос текущего из легких воздуха. Человек произносил и передавал своё ощущение пространственно - замкнутого движения, а при ощущении преграды в этом замкнутом произносил и n в передней части языка прижимающейся или к верхним деснам, или к передней части твердого неба.
Mew- заточать запирать огороженное место
Mute- немой.
mesh - поймать сетью.
Эти звуковые жесты производные движения были основаны на употреблении (сравнении); и в то время, как в позднейшие века сравнение предметов привело к комплексам звуков для выражения отношении межу вещами.
Ощущение основных движений первобытный человек передавал знаковыми жестами органов артикуляции в сочетание жестов-рефлексов на однородные ощущения движений, принимающих форму представления.
После первого пояса Зауми на земном шаре наступил второй: h и g.
Для h — уподобительный жест ассоциируется с представлением глухого неносового заднеязычного щелинного спиранта; для g— в прижатой задней части языка к твердому (или мягкому) небу, с внезапным раскрытием (взрывом) и с музыкальной вибрацией.
Haunt — убежище.
hau— хоровод.
head — голова.
home — дом
hao — небо.
hо — огонь (китайский.).
хата, хижина, хоробрый, холить (русск.)
Звук вызывает ощущение прикрытия и свободного движения к центру и к прикрытию:
gas — газ.
gay — веселый, хмельный.
gad — неряха.
game — игра (англ.).
гул, гусли, гам, огонь и пр. русск.
Звук g — вызывает ощущение ‘хаотического над прикрытием.
Из психологии еще известно, что ощущения и представления сопровождаются чувствованиями, которых три пары: удовольствие и неудовольствие, напряжение и разрешение, возбуждение и успокоение.
Протекающий во времени процесс сменяющихся и соединенных, переплетающихся, взаимно - проникающих чувствований и представлений дает начало аффектам: радости, веселости, надежде, с преобладанием чувствований удовольствия; гневу, печали, заботе, боязни — с преобладанием неудовольствия; печаль, страх — угнетающие аффекты; радость и гнев — возбуждающие; надежда, забота, страх связаны с напряжением.
К аффектам примыкают волевые процессы — течение чувствований.
Английские:
tew — мешать, железн. цепь
tin — покрывать оловом
tenet — правило и т. д.
Китайские:
Te — железо.
ten — заграждать, противиться.
Русские:
тын, темь, тина, топь и пр.
Английские:
demit — уступать.
door — дверь.
Китайские:
d’аn — молния.
dао — воровать и др.
Для звуковой уподобительный жест ассоциируется с представлением преграды переднеязычной, дающей сжатый или смычный и, вместе с тем взрывной глухой звук, без музыкального дрожания голосовых связок, а при ослаблении преграды, дающем возможность движения по инерции.
28-й лист Палитры:
сool— охлаждать.
cow — усмирять.
cash — касса-
сabal — ковы.
cull— собирать (англ.).
kou — бить (кит.) и
paunch — пузо (кит.).
А рассеянные лучи р, при ослаблении преграды t.… d,
переходят по закону инерции в лучи b, жест которых локализован в быстро размыкающихся губах, при дрожаниях голосовых связок (3-й пояс).
41-й лист «Палитры»:
bе — быть, bеing — бытие.
bare — нагой, голый.
Ьоll — наливаться (англ.).
bo— волна,
bin — лед (кит.).
быть, битва, буря и др. русск.
53-й лист Палитры:
fit — приспособлять.
fill — наполнять.
fade — увядать (англ.).
fin — ветер.
vane — флюгер.
van— веер.
view— обозревать.
vortex — вихрь (англ.).
Но в бушующем смятении жизни, кидающем в пространство текучий образ Радуги времен, нет остановки и для преград: усиление (t) их переходит в ослабление (d) — фокус внимания становится подвижным, и волновое хаотическое переходит ‘в линейное k подвижной точке. Так
родилось, при смещении фокусов внимания, — l, локализированное в конце языка, перемещаемом ‘от верхних десен по твердому небу. Недаром мы. говорим: любить,лодка, лить, лада, лужа.
И как только у человека в фокусе внимания, рядом с войной, охотой, удовлетворением чувства голода, встал половой инстинкт, лучевое движение по отношению к полу разделялось на мужское и женское начало. Наступил 6-ой период—рассеянно-лучевых движений. Линейное волновое l по законам притяжения распалось на двойное лучевое s, сопровождаемое движением лучей z(7-ой пояс).
Если бы лучевое движение солнца и жизнь сознания человека не подвергались влиянию других сил, они двигались бы беспредельно в прямолинейном направлении, с одинаковою скоростью, по закону инерции; но, при умень шении длины и поглощении встречным движением, лучи s
превращаются в лучи s.
Для д жест локализован в плоском и продольном удлинении языка, с музыкальным дрожанием голосовых связoк.Этим жестом человек приветствовал зарю и все лучевые движения из многих точек: зеркало, зелень, зов, зыбь.
Но встречное движение (земной шар) поглощало и прекращало эти лучевые из многих точек; человек передавал это жестом, локализуя его в укорочении языка при прожeнии голосовых связок (z).
4 ГЛАВА
Для проверки законов предлагаю обратить внимание на следующие языковые явления.
1. В языках другой лингвистической семьи — арабском, древне - еврейском и ассирийском согласные имеют вещественное значение, а гласные лишь формальное (для образования частей речи, залогов и пр. путем чередования). Так, например, в арабском понятие о власти выражалось,
сочетанием согласных m—l—k, причем malaka значит-он владел, malkun— царь, milkun— царство.
В древнееврейском:
рага—развязывать.
рагаd — разделять,
рагаs — рассеивать,
рагаk-— ломать,
рагаг— расщеплять и т. д,
т, в. с приставкой к слову рага в конце согласного меняется значение в полном соответствии с моими законами: d вносит ослабление преграды, и развязывание превращается в разделение; s превращает развязывание в рассеяние; k говорит о переходе в сжатое состояние (см. 19 закон„конституции“), и развязывание переходит в ломание; r говорит о расщеплении (см. 11), происходит волновое движение у неподвижной преграды,
2 Звуковые жесты японского языка;
Goro-goro (о грохоте, громе), sava-sava (о свисте ветра) и другие комплексы,
сопровождающие слуховые, зрительные, осязательные и моторные впечатления; а также образования на ri, имеющие тенденцию.
3. Предлоги английского языка:
at— обозначает преграду, около которой движение или деятельность начинается, происходит или заканчивается покоем: to rest at (покоиться, отдыхать в, при) ит. д.
of—разъединение при круговом движении во времени:
to tire of (искать у и пр.)
to— направление к преграде: to come to
По „конституции“ аккорды согласных по вертикальной линни должны иметь следующее значение:
1. m-p-k—b. Замкнутое движение (например, сердца) переходит в рассеянное, сжатое и в линейное по закону инерции.
s—z—k—k. Двойное лучевое из одной точки переходит в лучевое из многих точек, в сжатое, на фоне гласных (для усиления сцепления) и а (ля усиления ощущения лучевого взгляда на жизнь).
Слова, записанные после фонического воспроизведения:
- „Купи, маменька, на сак
Сорок пуговок назад;
По бокам карманчики
Чтоб любили мальчики“. (Арх. губ.).
т.-е. желание сосредоточения любви мальчиков в соответствии с сосредоточением сорока пуговок в одном саке; тоже переход из рассеянного в сжатое.
2. d—t-—d—l. Преобладает ослабление преграды (d) к
волновому при подвижной точке (l).
d—d—l—d. При ослаблении преграды, волновое линейное к подвижной точке (l), на фоне гласной o
«Речка долга, речка долга
На ней тоненький ледок,
Парень девушку целует,
Губки сладки, как медок». (Арх. губ,),
5 ГЛАВА
Весь земной шар поделен людьми на пространственные государства. А мое государство — вне пространственного восприятии оно во времени.
Человеческий ум, возникший при изобретении первого топора, научился сравнивать сопоставлять, выделять общие признаки у предметов и ушел от природы. Если-б’ человек. не превратился в-абстрагирующую машину, не было б слов, и на все двигательные процессы в природе он реагировал бы пением с членораздельными звуками; культура приняла бы музыкальный характер, в соответствии с ритмичным сознанием.
По нашему представлению, состояние сознания—не величина, а сила; оно не количество, а качество; оно— неизмеряемо, а лишь воспринимаемо; оно состоит из множества чередующихся элементов, взаимно - проникающих одно в другое, не отделимых, неозличимых, неисчислимых и не могущих дать количества. Время для нас— последовательное и качественное множество. (Бергсон).
А для человека старой культуры пространство всегда было средой однородной; оно, как и время, было лишено всякой субстанции.
По теории познания Канта, „время— ничто“, оно-——только форма, систематизирующая представления о нас самих, а пространство— форма, систематизирующая представления ‘переживаниях во вне.
При нашем восприятии времени, воспеваемая всеми поэтами любовь-—целый поток разнообразных переживаний, сливающихся, взаимно-проникающих, без определенных очертаний, без малейшего ‘стремления пространственно ‘отделиться друг от друга.
Это же относится и к предметности в живописи. При пространственном восприятии человек редко бывает свободен. Он большею частью живет внешнею жизнью, вдали от самого себя, от своего Я. Его существование протекает больше в пространстве, нежели во времени, а жизнь в обществе людей, с их членораздельною речью и разумом, образует второе Я, которое покрывает первое.
А в стране Времени, путем углубленного проникновения, позволяющего нам схватить наши внутренние состояния, как живые и непрерывно - развивающиеся существах не поддающиеся никакому измерению, и взаимно-проникающие друг друга состояния, последовательность которых в длительности не имеет ничего общего с рядо-расположностью их в однородном пространстве, — происходит освобождение динамического Я от всех проекций внешнего мира.
Она нужна нам будет потом... для упразднения смерти и создания особой культуры многообразного проявления формы (ритма) на материи (сознании).
Автобиографические материалы
Туфанов Александр Васильевич
1. Автобиография
Родился он в первом вздохе ветра над вселенной миллионы лет
тому назад. В 1877 г., когда Александру Васильевичу было 6 земных месяцев от роду, его отец
(уроженец Архангельской губ., прапрадед которого управлял, по. повелению Марфы Посадницы из древнего Новгорода, Двинскою пятиною) увез Туфанова в сады Воронежской губ. В этих садах Александр и получил все воспитание. К 7-ми годам он полюбил стихи Лермонтова и понял, что отец его - Эол, древний бог ветров.
На земном шаре Туфанов учился в 5 учебных заведениях и в 7-ми тюремных и, конечно, ни одного из 12-ти не кончил как следует. Из учительского института он вылетел с «хорошим» поведением, а из университета в 1902 г. был переведен (для «научного усовершенствования») в «Дом Предварительного Заключения», в одиночную камеру, «за распространение нелегальной литературы». Затем его водили по этапу, знакомили с провинциальными «заведениями», морили голодом «под надзором полиции», ив 1906 г. судили в Судебной Палате за принадлежность «к сообществу, поставившему своею целью ниспровержение существующего строя».
В 1907 году Александр вернулся к самому себе, в Эолию.
Про него говорят, что он работал и в научной области. Одно время он был редактором научного журнала «Обновление Школы» (1915 г.) с целью «защищать детей от жестокого обращения» воспитания и обучения), писал статьи о том, как надо грамоте обучать, написал книгу об обучении детей математике; кроме того он работал в петроградских провинциальных газетах и журналах 16 лет (с 13 мая 1905 г.), но это все не он делал, а его внешнее Я
На его литературное развитие в юности имели сильное влияние, кроме Лермонтова, еще и Тургенев, Л. Толстой, Фет и Тютчев, а после 1907 года - Эдгар По, Малларме, Вал. Брюсов и Бальмонт, а также Кант и Шопенгауэр.
Накануне революции его друзья убедили Александра выпустить первую книгу стихов «Эолова Арфа»; в этой книге он показал земному шару, что прошел сквозь все его старые формы творчества, и решил больше так не писать.
За последние годы, благодаря Бергсону, ему стало ясно, что развитие его таланта всегда тормозили «великие» идеи и «утонченные» эмоции, заставляя жить во внешнем мире, вдали от Самого Себя, и чтобы испытать Самого Себя в последний раз, он в 1918 году, во время голода в Петрограде, женился, а на 4-й день после свадьбы сказал жене, что ему больше от нее взять нечего, и уехал.
Вернулся в Петроград 28 сентября1921 г. За эти три года он сделал 20.000 верст. Дорогой понял, что ничего не надо в внешнем мире, кроме бочки Диогена: ни власти, ни денег, ни почестей, ни наслаждений; понял, что искусство вовсе не познание Платоновых идей, а прием выведения вещей из автоматизма их восприятия, что разрушать надо не «существующий строй», а всю вселенную в пространственном восприятии ее человеком.
По дороге с Александром случилось страшное несчастье! Погибло его второе поэтическое Я, причисленное в ордене рыцарей, поэтому его лирика последних лет стала воспеванием возмущения, разрушения, смелости, храбрости, неустрашимости; в моей лирике — разрушение вселенной и даже смерти, мира идей и эмоций, в ней — уход к недумающей природе.
Туфанов преклонялся пред динамикой жизни, красивым жестом разрушения и творческим состязанием и зову к мудрому оптимизму.
ТУФАНОВ, СЫН ЭОЛА
Биографический очерк
Любое, сколько угодно краткое жизнеописание А. В. Туфанова непременно должно учитывать крайнюю склонность поэта к мифологизации своей жизни и фактов биографии. Особенно это касается детских и юношеских лет и ключевого в разрезе становления творческой личности Туфанова периода пребывания в Архангельске в годы Гражданской войны.
Да и смерть поэта, в трагических обстоятельствах которой, несмотря на отсутствие точной даты, нет причин сомневаться, напоминает уход, таинственное исчезновение мифического воина или фольклорного героя...
А. Туфанов
Александр Туфанов родился в Петербурге 19 ноября (ст. ст.) 1887 г. Место, рождения поэт не считал для себя определяющим. Туфанов настаивал на том, что его духовной родиной следует считать «землю предков», Архангельскую губернию. Семейные корни он возводил к новгородским крестьянам-переселенцам, обосновавшимся на Севере в конце ХУ в. в эпоху Марфы-посадницы (Марфы Борецкой). Своими предками Туфанов также считал буйных новгородских ушкуйников, которые в ХГУ-начале ХУ вв. совершали на ладьях-ушкуях разбойничьи набеги на северные земли, Волгу и Каму.
Но и того мало: если верить автобиографии, семи лет от роду Туфанов, «понял, что отец мой — Эол, древний бог ветров»; позднее он разрабатывает представление о стране Эолии, где обитает его истинное, внутреннее «я». Странное на первый взгляд сочетание мифологических и исторических персоналий в выстроенной Туфановым родословной имеет, тем не менее, глубинный общий знаменатель. Это идеи вольности, свободы, противостояния верховной власти, это разрушительная стихия, привольный полет ветра, это вихрь-Уоцех, «пронизывающий пространство и время». Таков личный миф Туфанова.
Поэт утверждал, что писать начал с восьми лет и создал сотни произведений, многие из которых уничтожил. Формирующими литературными влияниями стали для него некоторые русские классики, Э. По, Ш. Бодлер, европейские и русские символисты — С. Малларме, М. Метерлинк, А. Белый, В. Брюсов и К. Бальмонт; позднее Туфанов испытал очевидное влияние эгофутуристов от И. Северянина до К. Олимпова и клубу футуристов, прежде всего Е. Гуро и В. Хлебникова.
Окончив Тотемскую учительскую семинарию и Санкт-Петербургский учительский институт, Туфанов поступил вольнослушателем в Санкт-Петербургский университет. Завершить образование ему не удалось. В 1902 г. Туфанов был привлечен к суду за распространение революционной литературы. Еще один арест последовал в 1907 г. когда Туфанов организовал нелегальное собрание сельских учителей и крестьян. В общей сложности, как подчитывал сам Туфанов, «в одиночном заключении пробыл около полутора лет, в семи столичных и провинциальных местах заключения, один раз пересылался этапным порядком и 2 раза был под надзором полиции».
Еще в 1905 году в газете «Сын Отечества» появились первые театральзии Туфанова; вел он также судебно-политическую хронику. он сочетал журналистику с педагогической деятельностью— преподавал в Императорском училище глухонемых и редактировал журнал «Обновление школы». Заметим, что Туфанов постепенно пришел к мысли о необходимости отмены учебников и обучения «путем непосредственного чтения» (эти революционные идеи, как считал он, должны опрокинуть «весь школьный строй»).
Библиографам известны две книги Туфанова-педагога: вышедшая в 1912 г. в Калуге на правах рукописи брошюра «Отчет о лекциях А. И. Зачиняева по методике русского языка в Москве и Петербурге» и работа «Практическое руководство к лабораторным занятиям в первый год обучения детей арифметике и геометрии» (1914). В 1914-1917 гг. Туфанов печатается в различных периодических изданиях Петербурга и провинции, в том числе Архангельска, в духе эгофутуристов проповедует «интуитивное» творчество, знакомится с оказавшими на него глубокое воздействие взглядами ОПОЯЗовцев.
Осенью 1916 г. (на обложке был означен 1917 г.) выходит сборник стихов, прозы и переводов Туфанова «Эолова арфа» — парад формальных достижений откровенного эпигона как русских и французских символистов, таки эгофутуристов. В то же время, мы находим в сборнике знакомые черты собственно Туфанова.
«Человек удивительного добродушия и неисчерпаемого оптимизма, невысокого роста, горбун, он ходил в тяжелых сапогах, с палкой, прихрамывая, Длинные, по традиции поэтов, волосы, прямые и гладкие, свисали ему на лоб. Он постоянно откидывал их за ухо. При каждом движении, даже при одном повышении голоса они падали на глаза.
Он сам называл себя «Председатель Земного шара Зауми», но стоял особо от тогдашних футуристов, символистов, декадентов. Стихи он писал легко, не стесняясь выдумывать свои слова, если не находил подходящих в общем словаре. Выходило и звучно, но непонятно.
— Выступал, Лев Иванович, вчера у студентов, думаю, народ все-таки образованный, не сапожники же, — хладнокровно рассказывал он, — читаю свою поэму. Начинают шуметь, кричать: бред, чепуха! Пошел вон отсюда! Идиот! — Не улыбнувшись, убрал волоса и добавил: — Ну что, думаю, с дураками разговаривать? Взял и ушел!»
В мае 1918 г. Туфанов вместе с младшим братом Николаем - 22-летним боевым офицером, участником Первой мировой войны, студентом Военно-медицинской академии — выезжает на родину отца, в Шемкурск Архангельской губернии. Как считают исследователи, Николай, большевиков не привечавший, не желал больше мириться с жизнью в голодном красном Петрограде и опасался мобилизации. В августе, после начала англо-французской интервенции, братья перебрались в Архангельск. Николай поступил в звании лейтенанта в Славяно-Британский легион и служил врачом, проявляя незаурядное мужество на полях сражений.
Туфанов тем временем организовал литературно-художественный кружок при газете «Возрождение Севера», участвовал в литературном отделе издания и в газете «Голос северного учителя», выступал с докладами, начал изучать народные частушки, в которых видел прообраз художественной зауми: «Народ поэзию звуков ставит выше поэзии мыслей». Участвовал он и в выпущенном кружком в 1919 г. сборнике «На Севере дальнем».
В ноябре 1918 г. Туфанов стал идейным руководителем кружка «Северный Парнас». Судя по уставу кружка, в котором говорилось о «Самом себе на Парнасе», и планах издания журнала литературы, искусства и философии «Эолия», то была новая попытка Туфанова воплотить персональную утопию в жизнь.
Гибель брата произвела переворот во взглядах Туфанова — он стал проповедовать идею русского национального возрождения и воспевать белую армию как ее носительницу. В целой серии статей, военных обзоров и стихотворений, написанных под разными псевдонимами, Туфанов, как замечает А. Крусанов, призывал к «свирепости, расстрелам, истреблению врагов как мух, воспевал потоки крови».
В августе 1919 г. Туфанов был приглашен в английский штаб. В сентябре 1919 г. завершилась английская интервенция на Севере. Не дожидаясь красных, Туфанов выехал в сентябре в Сибирь через Карское море и в середине ноября оказался в Томске. После падения белого Томска 52 декабря 1919 г. поэт провел несколько месяцев в скитаниях по Сибири и Уралу и в мае 1920 г. приехал в Галич.
Здесь Туфанов выступил с рядом лекций, посвященных вопросам реформы образования, прочел также лекцию «Народные частушки и футуризм». Если лекции Туфанова слушатели встречали с тягостным недоумением, больший успех сопутствовал ему в роли преподавателя на курсах Галичского политпросвет отдела. Позднее Туфанов указывал, что работал заведующим общеобразовательными курсами и школьно-лекционной секцией, а также инструктором по ликвидации неграмотности в Галичском политпросвете. Осенью 1921 г. Туфанов возвратился в Петроград; несколько лет спустя он стал одним из самых известных в городе корректоров.
В написанной в 1922 г. автобиографии Туфанов снова декларировал отчужденность от мира и общества: «Я Никто по отношению к Обществу, моя душа нигде, и я, идущий в Бесцельность, Навсегда Ничей». Это отнюдь не означало отчужденность практическую — Туфанов считал свои литературные способности выдающимися и искал признания. Он завязывает связи в литературных и художественных кругах, планирует создать кружок памяти В. Хлебникова, публикует программные статьи.
Так, в статьях 1923 г. «Освобождение жизни и искусства от литературы» и «Ритмика и метрика частушек при напевном строе» Туфанов провозглашает возвращение к «недумающей природе» и вновь выводит теорию зауми из поэтики фольклора. Одновременно он сближается с группой «Зорвед» художника М. Матюшина и принимает на вооружение его проповедь «расширенного смотрения» и панорамного «затылочного зрения». Название или девиз группы, куда входили Б. Эндер, его сестры Мария и Ксения, и брат Георгий, Матюшин расшифровывал как «Зрение + Ведание».
Материалом искусства, по Туфанову, становятся «ощущения движений», вызываемые фонемами. При этом он провозглашает себя прямым наследником Хлебникова, «Велимиром П» в Государстве Времени, Хлебникова же, Е. Гуро и А. Крученых именует становлянами:
Наряду с традиционными стихотворениями в книге содержались примеры заумной «фонической музыки. таблица речезвуков с пространственно-графическими эквивалентами согласных, созданная Б. Эндером. Отметим, что Туфанов считал эти примеры заумной поэзии только «песнями переходного периода» «пред входом» в утопическое государство Времени. Позднее Туфанов в духе Бергсона распространил понятие становлян (как воспринимающих жизнь в ее становлении) на своих соратников, исключив из него «тех, кто был и будет», включая будетлян.
Весной 1924 г. по инициативе Г. Шмерельсона возникло Ленинградское отделение Всероссийского союза поэтов, куда вошел и Туфанов. Его воззрения, выставленный в витрине фотоателье на Суворовском проспекте портрет с подписью «Председатель Земного Шара», да и весь облик Туфанова кому-то могли показаться смешными, но производили сильное впечатление на определенную часть поэтической молодежи.
В марте 1925 г. Туфанов создал «Орден заумников 250». Как указывал Туфанов, «орден заумников в Ленинграде возник после моего выступления в Ленингр. Отд. Союза Поэтов в марте 1925 г. Мною была прочитана первая часть (теперь законченной) поэмы “Домой в Заволочье”, и из собравшихся выделилась группа пожелавших объединиться.
Развивая далее это рассуждение, можно заметить, что «казнь смерти» Туфанова сливается с общефутуристическим мифом борьбы со смертью и воскрешения. Видимо, преображение Вселенной по Туфанову постулилирует отмену смерти во все времена, в едином текучем Времени — погибший брат, рыцарь долженствует восстать.
В учрежденный Туфановым орден вошли начинавшие свой путь в литературе Д. Хармс и А. Введенский, а также поэты Г. Богаевский, Е. Вигилянский, «речевок» И. Марков и Б. Черный. В октябре в Союзе поэтов состоялся вечер, на котором был обнародован манифест — в нем говорилось о «расширенном восприятии» мира, представлении о времени как «качественном множестве» (Бергсон), «воскрешении функций фонем» и тд. Туфанов, развивая теории М. Матюшина, предложил также «заумную классификацию поэтов по кругу»: «Только заумники и экспрессионисты при восприятии под углом 180-3609, искажая или преображая, революционны».
Орден 25О просуществовал недолго: под давлением Хармса и Введенского, стремившихся к меньшей зависимости от Туфанова, он был преобразован, утратив прежнее название «заумников» и превратившись в «Левый фланг» ЛО ВСП.
В 1927 г. заявленным тиражом в 300 экземпляров Туфанов издал книгу «Ушкуйники», которая содержала новые декларации и «фрагменты» одноименной поэмы. На титульном листе значилось.
В рецензии, опубликованной в журнале «Печать и революция», М. Зенкевич встретил книгу в штыки. «Туфанов неплохо стилизует старые народные песни, заставляя пожалеть, что он выбрал себе неблагодарную задачу говорить о прошлом на мертвом языке с покойниками вместо того, чтобы попытаться говорить на живом языке с живыми людьми» — писал он. «Подражая хлебниковскому заумному языку и славянизмам “Слова о полку Игореве”, Туфанов, естественно, осужден на одиночество».
Любопытно привести также оценки современных исследователей. Как утверждает Т. Никольская, «парадокс Туфанова состоял в том, что, декларируя приверженность к новейшим научным теориям и школам, доказывая необходимость применения в творчестве заумников теории относительности А. Эйнштейна, яфетического языкознания Н. Марра и даже результатов опытов академика И. Павлова, Туфанов в своих стихах опирался на застывшую архаизированную лексику, искал “прислон” в повериях далекой старины, грустил о разрушении древнего векового, уклада.
В апреле 1932 г. Туфанов был этапирован из тюрьмы «Кресты» в Темниковский исправительно-трудовой лагерь в Мордовии. В начале мая1933 г. он был освобожден из лагеря по состоянию здоровья и выбрал местом административной ссылки Орел, где оставался до августа 1936 г., занимаясь в основном переводами трагедий Шекспира.
В августе 1936 г. Туфанов переехал в Новгород. По завершении административной ссылки он мог сам выбирать место жительства, однако приграничный Ленинград, где жила семья, оставался для него запретным. Туфанов решил остаться в Новгороде; с тех пор он несколько раз в год навещал родной город. Надежды на снятие судимости, что позволило бы Туфанову вернуться в Ленинград, не оправдались (1 января 1937 г. Поэт подал соответствующее заявление в Президиум ВЦИК и осенью того же года получил отказ).
Постепенно Туфанов обустраивался в Новгороде: после долгих скитаний по углам нашел квартиру, получил место лаборанта кафедры педагогики в Новгородском учительском институте. Он начал изучать книги по истории Новгорода, задумал «стать Шекспиром для древней Новгородской республики», написал трагедии «Вечевой колокол» и «Мечислав» и собирался работать над книгой об Александре Невском.
В конце декабря 1938 г. Туфанов был зачислен диссертантом кафедры истории русской литературы Ленинградского государственного университета. Под руководством М. Азадовского он работал над диссертацией на тему метрики и ритмики частушек. Защита так и не состоялась.
Последние письма Туфанова датируются декабрем 1942 г. Как сообщал И. Бахтерев, «Александр Туфанов, высланный в Новгород (на Волхове) и работавший в педагогическом институте, с началом войны был снова выслан, теперь в небольшой город Галич, где умер (со слов его вдовы) от дистрофии на ступеньках районной столовой».
В серии «Библиотека авангарда» вышли книги:
1. Послания Владимира жизни с пути к истине (Книга является первым современным изданием произведений «футуриста жизни» Владимира Гольцшмидта (18912 — 1957), поэта, агитатора, культуриста и одного из зачинателей жанра артистического перформанса. Основатель московского «Кафе поэтов» и создатель памятника самому себе, авантюрист и йог, ломавший о собственную голову доски во время выступлений, Гольцшмидт остался легендарной фигурой в истории русского футуризма. В данном издании полностью воспроизводится единственная и редчайшая книга стихов и манифестов Гольцшмидта «Послания Владимира жизни с пути к истине», изданная на Камчатке в 1919 году, а также публикуется свод мемуаров и критических статей об этом недооцененном деятеле русского авангарда.)
2. Маринетти (В 1911 г. разразилась итало-турецкая война за власть над колониями в Северной Африке — и основатель итальянского футуризма, неистовый урбанист и певец авиации и машин Филиппо Томмазо Маринетти тотчас превратился в военного корреспондента. Фронтовые впечатления Маринетги на полях ливийской войны воплотились в яростном сочинении «Битва у Триполи» (1911). Эта книга поэтической прозы в полной мере отразила как литературное дарование, так и милитаристский пафос итальянского футуриста. Переведенная на русский язык эгофутуристом и будущим лидером имажинизма В. Шершеневичем, «Битва у Триполи» не переиздавалась с 1915 г. и давно является библиографической редкостью. Издание снабжено подробными комментариями.
3. Футуризм и безумие ( Третий выпуск «Библиотеки авангарда» знакомит читателя с «Футуризмом и безумием» психиатра Е. П. Радина (1872-1939), одной из немногих «прижизненных» монографий, посвященных русскому футуризму. Наряду с острой критикой футуризма, понимаемого автором как мистическое течение, в книге содержится немало ценных наблюдений касательно ряда основных принципов футуристической креативности. Особое внимание Радин уделяет творчеству В. Хлебникова, а также приводит многочисленные примеры текстов, рисунков и картин душевнобольных.)
4. Авангард в Крыму (В книге полностью воспроизводятся четыре футуристических альманаха, выпущенных в Крыму в 1920-1922 гг. поэтом-космистом Вадимом Баяном (В. И. Сидоровым, 1880-1966) — «Радио», «Обвалы сердца», «Срубленный поцелуй с губ вселенной» и «Из батареи сердца». Альманахи В. Баяна, организатора и участника «Первой олимпиады футуризма» 1914 г. и «героя» пьесы В. Маяковского «Клоп» - уникальная страница в истории русского авангарда и его провинциальных изводов. Мы найдем в них имена О. Мандельштама и И. Северянина, К. Большакова и Б. Поплавского, Г. Золотухина и Т. Щепкиной-Куперник. В силу своей редкости издания В. Баяна до сих пор оставались недоступны для большинства читателей. В приложениях приводятся воспоминания В. Баяна о «Первой олимпиаде футуристов» и отрывки из мемуарных текстов И. Северянина и Д. Бурлюка. Книга снабжена подробными комментариями и предисловием, в котором биография В. Баяна раскрывается на фоне авангардного движения 1910-1920-х годов.
5. Творцы будущих знаков (Книга представляет собой незавершенную антологию русского поэтического авангарда, составленную выдающимся русским поэтом, чувашем Г. Айги (1934-2006). Задуманная в годы, когда наследие русского авангарда во многом оставалось под спудом, книга Г. Айги по сей день сохраняет свою ценность как диалог признанного продолжателя традиций европейского и русского авангарда со своими предшественниками, а иногда и друзьями — такими, как А. Крученых.Г. Айги, поэт с мировой славой и лауреат многочисленных зарубежных и российских литературных премий, не только щедро делится с читателем текстами поэтического авангарда начала ХХ в., но и сопровождает их статьями, в которых сочетает тончайшие наблюдения мастера стиха и широту познаний историка литературы, проработавшего немало лет в московском Государственном музее В. В. Маяковского. Издание дополнено двумя статьями Г. Айги, примыкающими по характеру к планировавшейся антологии, и другими материалами.
Цитаты:
1. «понял, что отец мой — Эол, древний бог ветров»; позднее он разрабатывает представление о стране Эолии, где обитает его истинное, внутреннее «я»
2. «сам я — Никто <..>, с душою — Нигде и всегда — Ничей»
3. «Человек удивительного добродушия и неисчерпаемого оптимизма, невысокого роста, горбун, он ходил в тяжелых сапогах, с палкой, прихрамывая, Длинные, по традиции поэтов, волосы, прямые и гладкие, свисали ему на лоб. Он постоянно откидывал их за ухо. При каждом движении, даже при одном повышении голоса они падали на глаза.
4. «Революция оскорбила во мне образ ушкуйника. <...> Говоря короче: я плюнул и произнес трехэтажное слово по адресу революции»
5. Родился я в первом вздохе ветра над вселенной миллионы лет
6. тому назад.
7. Весь земной шар поделен людьми на пространственные государства. А мое государство — вне пространственного восприятии оно во времени.
8. Если-б’ человек. не превратился в-абстрагирующую машину, не было б слов, и на все двигательные процессы в природе он реагировал бы пением с членораздельными звуками; культура приняла бы музыкальный характер, в соответствии с ритмичным сознанием.
9. При нашем восприятии времени, воспеваемая всеми поэтами любовь-—целый поток разнообразных переживаний, сливающихся, взаимно-проникающих, без определенных очертаний, без малейшего ‘стремления пространственно ‘отделиться друг от друга.
10. Она нужна нам будет потом... для упразднения смерти и создания особой культуры многообразного проявления формы (ритма) на материи (сознании).
11. Предметность и слово бессильны
12. При уходе к недумающей природе, после смерти Велемира Хлебникова, я пришел к наиболее простому материалу искусства.
13. Художник тоже ищет себя, то тоже бродит, подобно Пушкиным и Лермонтовым после войны 1812 года, но упирается в тупик прикладного лиризма.
14. А между тем, сама природа и наш народ, никогда не порывающий связи с нею, указывают выход.Выход в лиризме непосредственном, заумном
15. сама природа проявляет себя только „Заумным“ лиризмом. Она не думает, а поет себе просто: цветами, сосновой пылью, журчанием ручья, птичьим гамом и прочими жестами.
16. Не „воскрешение слов“, а воскрешение функций фонем— такова моя задача
17. воспеваемая всеми поэтами любовь-—целый поток разнообразных переживаний, сливающихся, взаимно-проникающих, без определенных очертаний, без малейшего ‘стремления пространственно ‘отделиться друг от друга.
18. И как только у человека в фокусе внимания, рядом с войной, охотой, удовлетворением чувства голода, встал половой инстинкт, лучевое движение по отношению к полу разделялось на мужское и женское начало.
19. Время для нас— последовательное и качественное множество.
20. отец мой - Эол, древний бог ветров.
21. „время— ничто“, оно-——только форма, систематизирующая представления о нас самих, а пространство— форма, систематизирующая представления ‘переживаниях во вне.
22. Нашему народу свойственно ощущение жизни в движении, поэтому в стиле его песен господствовал прием психологического параллелизма, по признаку движения.
23. происходит освобождение динамического Я от всех проекций внешнего мира.
24. На земном шаре я учился в 5 учебных заведениях и в 7-ми тюремных и, конечно, ни одного из 12-ти не кончил как следует.
25. Он большею частью живет внешнею жизнью, вдали от самого себя, от своего Я.
26. Слово —застывший ярлык на отношениях между вещами, и ни один художественный прием не вернет ему силы движения.
27. Выступал, Лев Иванович, вчера у студентов, думаю, народ все-таки образованный, не сапожники же, — хладнокровно рассказывал он, — читаю свою поэму. Начинают шуметь, кричать: бред, чепуха! Пошел вон отсюда! Идиот! — Не улыбнувшись, убрал волоса и добавил: — Ну что, думаю, с дураками разговаривать? Взял и ушел!»
28. Мне от Вас больше нечего взять
29. Все эти течения рождены „гигиеной мира--войной, которая пробудила в человеке; идеал бродячей жизни и стремление уйти к недумающей природе.
30. Председатель Земного Шара
31. Вот почему, уходя к недумающей природе, с самоощущением жизни в движения, я не могу оставить слово и „предметность“ в качестве материала ‘искусства;
Ссылки:
Александр Васильевич Туфанов, К зауми, Salamandra P.V.V, 2012, взято из
https://www.rulit.me/data/programs/resources/pdf/Aleksandr_Vasilevich_Tufanov_K_zaumi_RuLit_Net_228756.pdf