“Ленин – это актуальность революции. Находясь в определенной ситуации, в рамках определенного классового отношения между историческим субъектом (русским пролетариатом) и определенной капиталистической структурой власти, которую он наблюдает, Ленин работает над целым рядом проблем, стоящих в тот момент перед мировым пролетариатом. Абстрактное по-марксистски становится конкретным, то есть суммой всех реальных определений”.
“Но в мысли Ленина революция в первую очередь связана с сочленением сознания и реального. И то, что поначалу могло показаться соскальзыванием в историцизм, тут же отбрасывается утверждением, что нет политического реального, кроме как реального задач. Отсюда его постоянная борьба против того, что он называет «фразой», ведь историцизм питается фразой. У Ленина нет другого реального, кроме реального задач или конкретных мер, об этом я уже говорил”.
“В вопросе о революции именно соотношение сознания и реального подвергается испытанию – это поиск «средства», при помощи которого формы сознания будут приданы возможному событию. Такое никогда не единичное средство – это решение и предписание. Русская революция в ее традиционном понимании смогла развиться как классовое овладение историей”.
“Ленин критикует своих оппонентов, склоняющихся к тред-юнионистской, идущей «в данную минуту» борьбе, потому что это «борьба для самих себя и своих детей, а не для каких-то будущих поколений с каким-то будущим социализмом». То есть в таком подходе нет мессианического горизонта, «данная минута» относится не к kairós, а к хроносу – это такая же абстрактная «данная минута», как и любая другая. Вне устремленности к цели ни у одного «текущего момента» нет настоящего «своеобразия», а действие, в свою очередь, никак не связано с ускорившимся временем-к-концу”.
“Ленин принимает как данность, что коллективное самосознание невозможно без способности создавать коллективный образ самих себя. Для подобных групп коллективное действие – в лучшем случае – ограничивалось стихийными, незапланированными восстаниями. Для Ленина средством сместить этот «класс-в-себе», не сознающий себя и потому неспособный к политическому действию, в направлении «класса-для-себя», себя сознающего и способного действовать в своих интересах, была революционная партия, в которой профессиональные политики представляли бы интересы рабочего класса за пределами пространства экономической борьбы”.
“Ленин отвергает любое объяснение, возлагающее вину на рабочих, настаивая, что винить надо «нас самих», то есть саму партию, за «отсталость» от рабочих. Он не намекает на светлое будущее, не пытается обучить рабочих новым понятиям и теориям и не требует искать более точных объяснений ситуации. Скорее, Ленин отстаивает важность вышеупомянутого «политического обличения», выставления напоказ того, как людей притесняют правительство, полиция, владельцы заводов и прочие люди, обладающие властью”.
“Как и в эпоху Ленина, сейчас много таких чувств, как недовольство, безысходность и тревога, – неосуществленная интенсивность, ждущая своего часа, чтобы стать настроением, которое подтолкнет коллектив к преобразующему действию”.
“Когда Ленин снова ставит на карту этот вопрос, речь более не идет о вымысле, хотя его текст и содержит интересную ремарку, в которой «мечтаниям» тех, кого он бичует, противопоставляется необходимость в мечтах другого рода – таких, которые мы пытаемся осуществить и в отношении которых мы можем говорить о «соприкосновении между мечтой и жизнью”».
“Ленин прекрасно понимал потребности и возможности, которые существовали в России, переживавшей трудности собственного переходного периода. Вопрос поэтому отнюдь не в том, чтобы понять, в какой степени он проложил – или не проложил – путь сталинизму, а в том, чтобы узнать, насколько то, что мыслилось как освобождение человечества, в реальности не сообразовывалось – независимо от действующих лиц, национальной розни, имперских амбиций, энтузиастических или панических настроений – с движением, давно действующим под эгидой рациональности и овладения природными, равно как и социальными силами”.
“Вопрос этики в творчестве Ленина считается самым сложным для понимания. В работах великого революционера поражает соседство двух, казалось бы, противоположных установок: с одной стороны, обличение капиталистической эксплуатации, жестокой и бесчеловечной, по убеждению Ленина, с другой – необходимость насильственной революционной борьбы за социализм”.
“В ленинской доктрине один и тот же факт или идеологическая позиция могут быть нереволюционными в момент t0 и революционными в момент t1”.
“Ленин не отрицает ни существование, ни культурную ценность национальных особенностей при условии, что нация и национальная культура выступают как «реакционные» силы. Внутри же «национальной культуры» Ленин подмечает непременное существование двух противоположных тенденций”.
“Говоря о Ленине, мы вспоминаем его, с одной стороны, как «партийного публициста», одного из создателей радикальной политической партии (РСДРП(б)), с другой – как основателя Советского государства. Иногда эти смыслы совпадают: так,партия в какой-то момент становится инструментом решения задач государственногостроительства, – иногда расходятся: мало быть честным и искренним коммунистом, бюрократическое администрирование – профессиональная сфера деятельности”.
“По большому счету, и у Ленина, и у современного демократического государства одна цель – улучшение цивилизованного существования, но в одном случае – «человечества», а в другом – «своих избирателей». Ленин, разочаровавшись в оппортунизме «рабочей аристократии» Запада, начинает искать «человечество» на Востоке. Он ставит цель: через захват власти в государстве приобщить жителей полуколониальных стран к западной цивилизации (промышленности, городской жизни, медицине) и культуре (образованию и науке)”.
“Революционная теория Ленина ориентирована на подчинение иррегулярного партизана руководящему центру, но здесь можно усмотреть желание «усидеть на двух стульях»: навязать партизану дисциплину, тогда как именно «недостаток дисциплины фигурирует в списке воинских доблестей партизан»”.
“Один из важнейших политических тезисов Ленина дает нам ключ и к пониманию его литературных работ. Так же как социалистическая интеллигенция, не являясь пролетариатом, может служить своего рода зеркалом пролетарской революции”.
“Хотя как-то раз Ленин в запале отверг идею, что интеллигенция является мозгом нации, мы видим, что на самом деле в его теории она выполняет как раз эту роль, правда в специфической форме. Мозг этот поражен не просто раздвоением на сознание революционное и буржуазное, – по сути, он страдает от наличия множественных личностей, выраженных сильнее или слабее. В сознании интеллигенции могут быть выражены интересы самых разных промежуточных классов и групп, составляющих нацию, причем совокупно интеллигенция отражает в художественном и преображенном виде мир, как он воспринимается изо всех общественных позиций”.
“Если следовать теории Ленина, то подлинное и полное отражение общества в художественном творчестве может возникнуть лишь тогда, когда исчезнут сами общественные противоречия, порождающие противоречивость и частичность их отражений”.
“Предложенный Лениным подход к литературной критике является отступлением от общепринятых методов марксистской критики того времени”.
“Духовная жизнь общества в работах Ленина приобретает не только некоторую автономию, но и оказывается критически важной для функционирования и формирования экономических и политических институтов. Особую роль в этом процессе начинает играть интеллигенция, а следовательно, возрастает роль активного сознания, потому что никакая позиция не может сама по себе гарантировать верный взгляд на вещи, и, напротив, нет такой ситуации, когда это отражение всегда было бы стопроцентно неверным”.
Источники:
Синий диван. Философско-теоретический журнал. Под редакцией Елены Петровской. [Вып. 22]. М.: "ТРИ КВ".
Взято с сайта
https://disk.yandex.ru/d/QhteM0IRAtIilw
Comments