Бернар Стиглер о технике
Обшатко Алексей
10.03.22
Бернар Стиглер (1 апреля 1952 г. — 5 августа 2020 г.) - современный французский философ, известный своей оригинальной интерпретацией цифровых технологий и нетипичной для академического ученого биографией. В молодости Стиглер был осужден за вооруженное ограбление банка и провел несколько лет в тюрьме, где всерьез заинтересовался феноменологией. После выхода на свободу стал сотрудничать с легендарным французским философом Жаком Деррида, а в 1994 году опубликовал свою ключевую работу: первый том трактата «Техника и время».
В этой книге Стиглер заявил, что человек, время, память и история возникают как таковые лишь с освоением первых технологий (камня, огня, письменности и далее по списку — вплоть до искусственного интеллекта и виртуальной реальности). Стиглер занимается не только теоретическим, но и практическим осмыслением влияния дигитализации на развитие общества.
ТЕХНИКА И ВРЕМЯ: ОШИБКА ЭПИМЕТЕЯ
Прежде чем рассматривать вопрос техники и времени, Стиглер рассуждает о времени как об отдельном явлении:
«Неистовство времени наиболее парадоксально в том, что несмотря на то, что оно должно открыться свидетельством будущего, никогда прежде неизбежность невозможного не стояла столь остро».
В предисловии автор высказывается на тему технического бытия и двух его движущих сил: механики и биологии:
«Лежащее между ними, техническое бытие ничто, кроме как гибрид, наслаждающийся не большим онтологическим статусом, чем в древней философии».
С началом промышленной революции, техника заняла особое место в вопросах философии:
«Философская рефлексия столкнулась со столь широко распространенной технической экспансией, что все формы знаний были мобилизованы и сближены областью инструментальности, к которой наука с ее целями, определяемыми императивами экономической борьбы или войны, и с ее соответственно смыкающимся эпистемологическим статусом, начинает относиться все более и более предметно».
Ссылаясь на труды Хайдеггера, автор рассуждает о Дазайне и о смерти:
«Смерть – это не событие внутри существования, потому что это и есть сама возможность существования, возможность, которая в то же время существенно и бесконечно откладывается».
Вопросы смерти в этой книге затрагиваются не единожды:
«Рассуждать о рождении человека — значит рассуждать о рождении смерти».
Так как время и пространство являются производными разложениями скорости, то:
«Жизнь есть покорение мобильности».
Автор рассуждает о тех проблемах, что привносит в нашу жизнь развитие техники:
«Современная техника навязывает жестокость на фюсис; техника больше не является методом познания в согласии с выращиванием бытия как фюсис».
Люди говорят об этих проблемах все чаще:
«Критический вопрос отношения между техникой и временем занимает свое место на общественной сцене ежедневно, поверхностно, но все более и более явно».
Каждый день приносит технологические новинки, но они же и порождают устаревание:
«Инновация неизбежно сопровождается устареванием существующих технологий, которые затем заменяются, и несовременностью состояния общества, которое эти технологии и сделали возможным - люди, сферы деятельности, профессии, формы знаний, традиции всех видов, которые должны либо адаптироваться или исчезнуть».
И с каждым днем постепенно меняются взгляды людей на технологии:
«Сегодня машины являются носителями инструмента, а человек больше не технический индивидуум; человек становится либо слугой машины, либо ее сборщиком: человеческое отношение к техническому объекту подвергается серьезным изменениям».
Эти изменения порождают новые вопросы о будущем человека и техники:
«Является ли техника нашим средством познания природы, или же техника, становясь хозяином природы, познает нас как часть природы?».
На самом деле слово техника имеет гораздо больший смысл, чем то, что люди обычно себе представляют:
«Сегодня история знает лишь технику как оборудование, потому что сама техника по существу является специализацией. Техника это не факт, это результат».
Прогресс Стиглер видит следующим образом:
«Другими словами, существует с одной стороны прогресс в качестве развития последствий технологического изобретения внутри стабильной технической системы без необходимых кризисов, без жестокой дискретности, развитие, которое Жиль [Бертран Жиль - французский архивист и историк технологий] назвал «технологическими линиями», с другой стороны прогресс как дестабилизация технической системы, перестройка вокруг новой точки равновесия и рождение новой технической системы».
Заключается прогресс в следующем:
«Технический прогресс состоит в последовательном смещении его пределов».
Между техническим и научным прогрессом есть особая граница:
«Хотя технический и научный прогресс могут сходиться в одной точке, и научное открытие порождает техническое новшество, в каждом случае существуют два разных процесса введения новшеств и открытий, возможно комплементарных, но не превращающихся один в другой. Техническое открытие не может быть типизировано лишь развитием и реализацией научного открытия. Такая “реализация”, когда она осуществляется, является сама по себе независимо изобретательной, следуя логике, которая не является логикой науки».
Огромное множество различных инноваций имеют общее происхождение:
«Техническое новшество, не ведомое теоретическим формализмом, предшествующим практическим операциям, остается эмпирическим; однако нельзя сказать, что операции изобретения происходят по воле случая, ибо неотъемлемая часть инноваций достигнута благодаря переносу, поскольку функциональность структуры в техническом аппарате аналогично переносится в другую сферу. В этом и заключается комбинаторный гений технического новшества».
Сегодня нам необходимо понимать процессы технической эволюции:
«И в повседневной технической реальности мы не можем спонтанно отличать длительные процессы трансформации от зрелищных, но мимолетных технических новшеств. В более глубоком плане вопрос состоит в том, можем ли мы предсказать и, если возможно, сориентировать эволюцию техники, то есть власти».
Довольно много внимания в книге уделяется взаимоотношениям между технической и экономической системой:
«Инновация не может существовать без инвестиций, инвестиции создают доступный капитал. Чтобы сделать этот капитал ликвидным, инновация должна быть достаточно привлекательной, она должна в самом сильном смысле этого слова создать репутацию самой себе».
Изобретатель должен учитывать множество ограничений – государственных, моральных, а так же социальных, например, таких, как неприятие инноваций:
«И если сопротивление технике сегодня не новость, оно все же стало насущной, всемирной проблемой, которая учитывается в программах государств и международных организаций; по сути, развитие постоянно вмешивается чтобы изменить повседневную жизнь, жизнь, в которой промышленная техника является вездесущей».
Подводя итог всех рассуждений о влиянии технической системы на другие системы, Стиглер утверждает следующее:
«Весь анализ, представленный выше, затрудняющийся в формировании такой гипотезы, определяет значительную роль инженера: управлять технической системой значит вмешиваться в социальные и экономические трансформации на гораздо более глубоком уровне, чем народы, политические организации и управляющие в своем привычном восприятии думают, что вмешиваются они».
Скорость появления новых инноваций с годами лишь растет:
«С самого начала современной техники промежуток времени между научным открытием и техническим изобретением, а затем и техническим новшеством значительно сократился: “Сто два года от открытия физического явления, используемого при создании фотографии до самого фотографирования (1727 – 1829)” сократилось до “пятьдесят шесть лет до телефона, тридцать пять до радио, двенадцать до телевидения, четырнадцать до радара, шесть до урановой бомбы, пять до транзистора” (Жиль 1978, 39). Это уменьшение в задержках является результатом того, что Вебер, Маркузе и Хабермас называют “рационализацией”. Ее цена – совершенно новые отношения между наукой и техникой (и политикой), установившиеся путем экономики».
Некоторым людям непонятна разница между изобретением и открытием, происходит это потому что:
«Сокращение временных промежутков, упомянутое выше как характеристика современной техники, буквально ведет к путанице между техническим изобретением и научным открытием».
Обычно сначала делалось какое-то открытие, затем появлялось изобретение и лишь потом инновация, но:
«Случилось глобальное изменение смысла общей схемы: инновация больше не является результатом изобретения; это глобальный процесс, стремящийся побуждать появление изобретений, планирующий возвышение изобретения».
Техноэкономические императивы регулируют временные промежутки:
«Все более критическая проблема все же поставлена этим суждением: согласование с другими системами технической системы, в которой взаимоотношения между наукой, изобретением и инновацией были изменены таким образом, что технологическая эволюция ускоряется в темпе несоизмеримом с предшествующими техническими системами».
Затем Стиглер переходит на тему человека и материи. Он утверждает, что различия между техническим объектом и живым существом являются ключевым моментом для следующей гипотезы:
«Объяснение технического явления (принципиальная характеристика человека, через которую народы разделяют себя более существенно, чем через их расовую или культурную принадлежность) будет анализировать как особый случай зоологии отношения, установившиеся между человеком в качестве живой материи и инертной материи в качестве “сырого материала” из которого появились технические формы».
Зоотехнологические отношения человека и материи это особый случай взаимодействия живого с окружающей средой:
«Необычность этого взаимодействия заключается, по сути, в том, что инертная, хоть и органическая материя в качестве технического объекта сама по себе эволюционирует в своей организации: следовательно, это больше не просто инертная материя, но и не живая материя. Это организованная неорганическая материя, которая изменяет себя во времени, как живая материя трансформирует себя вследствие взаимодействия с окружающей средой. Более того, она становится средством, через которое человек как живая материя вступает во взаимодействие с окружающей средой».
Говоря о взаимодействии человека и материи нельзя не затронуть тему экологии:
«Характеристика экологических проблем нашей технической эры могут получить смысл только со следующей точки зрения: формируется новая среда, технофизическая и технокультурная среда, чьи законы равновесия больше не известны. Эта конвергенция создает новую реальность и ценности, но она также может быть представлена как рождение в том же движении неизвестных форм расхождения».
Автор считает, что мнение "обожателей" о том, что идеал машины заключается в ее автоматизме, должно быть уничтожено:
«Характеристика машины автоматизмом неправильно интерпретирует ее достоинства, ее идеал как промышленного технического объекта, в чем так же и заключается автономия, это ее неопределенность. Это делает машину чувствительной к работе других машин, позволяя, в свою очередь, объединять их в технические ансамбли».
Далее Стиглер рассуждает о месте человека в технической эволюции, порожденной его взаимодействием с материей:
«Техническая эволюция полностью происходит от ее собственного технического объекта. Человек больше не преднамеренное действующее лицо в этом развитии. Он его оператор»
Он приходит к следующему выводу:
«В индустриальную эпоху человек не является намеренным источником отдельных технических индивидуумов как машин. Он скорее реализует мнимую преднамеренность, переносчиком которой технический объект и является».
Промышленную технику можно разбить на следующие категории:
«Существуют технические элементы, индивидуумы и ансамбли. Элементы это инструменты, отдельные органы; индивидуумы орудуют элементами; ансамбли руководят индивидами. Промышленная техника характеризуется преобразованием технических индивидуумов, что позволяет постичь генезис и разобрать сегодняшнее отношение человека к машине»
Генезис промышленной техники Стиглер описывает так:
«Драматургия современной техники начинается в восемнадцатом веке с фазы оптимизма. Кризис начинается с пришествия промышленной техники, использующей ресурсы термодинамической машины. Машина не заменяет человека: он вплоть до промышленной Революции дополняет нехватку машин. Появление машин, оснащенных инструментами, в роли технических индивидуумов отнимает у человека роль технического индивидуума, а так же и профессии. Однако в двадцатом веке образуется новая волна оптимизма с появлением кибернетической машины, способной создавать негэнтропию. В более серьезном смысле, чем сдача места человека как технического индивидуума наряду с машиной, угроза энтропии делает возможным мучение, в котором человек переживает техническую эволюцию. В противопоставление этому оптимизм оправдывается, ссылаясь на мысль жизни, потому что техническая эволюция выступает как процесс дифференциации, создания порядка, борьбы со смертью».
О взаимоотношениях техники и культуры в наше время:
«С появлением машины, началось расхождение между техникой и культурой, потому что человек больше не является "носителем инструмента". Чтобы примирить культуру и технику, смысл фразы "машина носитель инструмента" необходимо обдумать в плане значения для нее самой, и что она означает для места человека. Наш век, который взывает к осмысливанию этого нового отношения, таит в себе свидетельства положительности техники, поскольку техника становится регулятивной, что тоже является сущностью культуры».
Машина может работать лишь в рамках жестких условий, для которых она предназначена:
«Так как технический объект не конкретизирован, он не определен в своем использовании, он должен адаптировать себя к точной обстановке, которая его ограничивает, при отсутствии которой он функционировать не может. В этом явном парадоксе, чем более конкретизирован объект, тем менее он определен, тем в меньшей мере его можно определить».
Технология господствует в становлении индустриальных обществ:
«Индустриализация есть подтверждение технологической необходимости. Это знак огромной власти технического объекта над индустриальным обществом, технической эволюции в целом над становлением в целом, "технической системы" над "другими системами"».
Не только человек изобретает технику, но и техника изобретает человека:
«Техника столь же изобретательна, сколько изобретаема. Эта гипотеза уничтожает традиционные представления о технике, от Платона до Хайдеггера и дальше».
В продолжение предыдущей мысли:
«Человек изобретает себя в технике, изобретая инструмент – становясь овеществленным техно-логически».
Подходя к вопросам технического сознания со стороны сознания человека, автор затрагивает тему антиципации:
«Сам процесс антиципации становится утонченным и осложненным техникой, которая здесь является зеркалом антиципации, местом его записи и его описания, как и поверхностью его отражения, отражения времени, будто бы человек читал и связывал свое будущее в технике».
Ранее Стиглер говорил о положительности техники, а теперь он приходит к выводу об отрицательности человека:
«Из-за отсутствия единства в человеке, более верно будет заключить, что он может быть определен лишь отрицательно, по той черте технической бесчеловечности, которая позволяет его дифференцировать, не позволяя, однако, его идентифицировать».
Имея достаточно широкий взгляд на вещи, можно увидеть, что масштабные системы имеют много общего:
«То, что верно для крупнейших политических и экономических структур, верно и для нашего жизненного мира».
Как следует вести рассуждения о природе:
«Природа должна пониматься иначе, и необходима величайшая бдительность вкупе с уважением к противоположностям, даже если, и это самое трудное, оспаривание противоположностей не должно устранять генетику различий».
Вопрос есть время:
«Темпоральность человека, выделяющая его среди других живых существ, предполагает экстериоризацию и протезированность: время существует лишь потому, что память «искусственна», становясь составленной как уже-там, с того момента как она "была поставлена вне рода"».
Значение термина "уже-там" (с англ. already-there) Стиглер объясняет следующим образом:
«уже-там - это заранее данный горизонт времени, как прошлое, которое является моим, но которое я все же не прожил, единственным путем доступа к которому являются следы, оставленные этим прошлым».
Рассуждения о памяти приводят к вопросам интеллекта:
«Противопоставление технического и нетехнического интеллекта практично для описательных целей, но поверхностно».
Вопрос индивидуального интеллекта автор не считает столь важным:
«По правде говоря, «роль индивидуального интеллекта» по существу все время остается упущенной из виду, она никогда полностью не "учитывалась", и вопрос в этой форме остается поставленным неверно: он заключается не столько в интеллекте, сколько в антиципации. Индивидуальный интеллект вопрос не существенный».
Древнегреческое понимание техники весьма сильно отличается от представлений философов более поздних эпох:
«Оно создает топосы, определяющие смертность, находящиеся на пределах смертности: с одной строны бесмертные, с другой живущие не зная о смерти; в промежутке между этими двумя состояниями и лежит техническая жизнь – что есть смерть».
А та самая ошибка Эпиметея состоит в следующем:
«Затем происходит случайное событие по вине Эпиметея: он забывает людей. Люди — забытые. Люди возникают только потому, что о них забывают; они появляются только при исчезновении».
«До ошибки ничего не происходило. Происходит ошибка и все исчезает: люди, в своем состоянии смертности происходят от предательского жребия, брошенного Прометеем в ущерб Зевсу и на пользу человечеству, чьи жертвоприношения напоминают о последствиях. Смертные появляются через само их исчезновение, исчезновение, присущее их состоянию, состоянию умирания».
Что есть знание о времени и что есть Дазайн во времени?
«Это знание есть знание незнания (завершение как знание существенной незавершенности); это невероятное знание невероятного, ибо предел, будучи неопределенным, ничего не ограничивающий и не определяющий радикально невероятен».
Источники
Stiegler B. Technics and Time, 1: The Fault of Epimetheus. — translated into English by Richard Beardsworth and George Collins. Stanford University Press. — Stanford, California, 1998.
Retrieved from
https://monoskop.org/images/6/6f/Stiegler_Bernard_Technics_and_Time_1_The_Fault_of_Epimetheus.pdf 19.07.2012
Дата обращения: 18.02.2022
Сергей Машуков, Арнольд Хачатуров. - Бернар Стиглер: «Искусственный интеллект — это искусственная глупость». Электронная редакция "COLTA.RU".
Дата обращения: 10.03.2022